Так и лежу на груди мужа, греясь в его объятиях… Не прогонит, я почти уверена в этом.

– Почему твоих вещей нет в моем доме? – Родион переводит тему.

– Ты собирался перевозить нас с Фисой на следующий день после аварии. Это моя дочь. Ты и ее не помнишь?

– Нет, совершенно. Ольку помню, но маленькой. Она должна сегодня прийти, кстати.

– Это хорошо. Оля подтвердит мои слова. Надеюсь, ты поверишь собственной дочери? Она очень привязана к Анфисе, да и у нас хорошие отношения.

– Оля тепло отзывалась о тебе, но в первый день Кирилл убедил меня в другом. Не знаю, зачем ему это понадобилось? Журавко и его подозревает в покушении на меня и причастности к тому убийству. Ты не поверишь, но я помню отца живым… И не помню, что его уже нет. Когда я пришел в себя, для меня новость о его смерти была шокирующей. Я живу воспоминаниями прошлого, Полина… Помню свои чувства двухлетней давности. Обиды, боль, ненависть, ярость…

– Вероятно, и любовь? – хрипло произношу я. Слегка отодвигаюсь от Родиона, позволяя невидимой стене вновь поселится между нами.

– Да, и любовь… Мои чувства к людям из прошлого живы, именно поэтому я предложил тебе развод. Но сейчас, благодаря Караваеву и… Да и сам я так решил… – волнуется Родион. Ерзает на кровати, стискивая зубы от бессилия и досады. – Для каких-то вещей бывает поздно, Полин. И я не хочу жалеть о содеянном, если все вспомню.

– Когда все вспомнишь, – отрезаю я. – Сегодня же поговорю с врачом. Хочу, чтобы нас скорее выписали. Вернее, тебя.

– А у тебя что? Ты… Прости, я даже не спросил о твоем самочувствии. У тебя есть травмы?

– Тебе простительно, Родион. Ты же меня не помнишь. У меня легкое обморожение и травмы. Жить буду… Наверное, я сегодня же отпрошусь домой. Соскучилась за дочкой, да и родные стены лечат.

– Ты поедешь в мою квартиру, ведь так?

– Как ты захочешь, так и будет. Я хочу быть рядом, помогать и поддерживать тебя… во всем, – опускаю глаза, пытаясь сдержать рвущиеся на волю чувства. – Я жила в своей квартире, но ты настоял, чтобы я переехала в квартиру твоего папы. Нанял людей… Они сделали уборку, перестановку и почистили ковры. А тот бордовый ковер в кабинете…

– Я его не выбросил? Помню квартиру папы и этот древний ковер… – улыбается Родион.

– Выбросил! Купил новый диван в гостиную, часть мебели перевез куда-то… Я жила в той квартире один день. А потом мы… Мы поженились и… Сейчас там находятся моя дочь с няней.

– Поль, не волнуйся и не оправдывайся. Я тебе верю. И очень хочу домой. Ты права: дома и стены лечат. Какая разница, где валяться прикованным к постели? Я помню завод папы и этого погибшего Артеменко прекрасно знаю. Караваев пытался рассказать мне о его убийстве и моем участии во всем этом, но… В голове будто стерли ластиком часть моей жизни, просто выкинули ее куда-то за борт! – стискивает зубы Родион.

– И не стоит тебе пока в это лезть, – беру Родиона за руку и легко ее сжимаю. – Пусть следователь занимается этим, да и Караваев увлечен раскрытием тайн как никогда. А нам надо заниматься другим… Восстановлением твоего здоровья и памяти.

– А если я никогда не встану, Поль? – хмурится Родион. – Или никогда не вспомню тебя?

– Тогда я уйду… – отвечаю, сглатывая горький ком в горле. – Понимаю, что жить с незнакомым человеком – мука…

Покидаю палату мужа и неторопливо бреду по коридору в ординаторскую. Врач выслушивает мою просьбу и обещает подготовить выписку в ближайшее время. Я до смерти соскучилась за моей Бусинкой и не собираюсь оставаться в больнице ни дня! Звоню Маришке со стационарного телефона и прошу ее заехать в квартиру Максима Игоревича, собрать вещи Анфисы и перевезти дочку с няней в квартиру мужа. Предупреждаю Галину Серафимовну о грядущем переезде и облегченно вздыхаю, заслышав ее радостный возглас в динамике. Очень уж она привязалась к Родиону…