А вот и самое главное обстоятельство, укрепившее во мне мысль о том, что смерть Фёдора Абрамова и операция по удалению желчного пузыря связаны между собой весьма смутно. Есть другая причина его смерти!
В мае 1983 года вдове писателя архивом Леннаучфильма в металлических коробках, предназначенных для хранения бобин, были переданы две катушки киноплёнки, на которых были отсняты минуты прощания с Фёдором Абрамовым в Ленинградском доме писателя и на родине в Верколе, которые Людмила Владимировна бережно хранила у себя в квартире на антресолях более тридцати лет, а затем передала в питерский музей «XX век».
Каково же было моё удивление, когда летом 2019 года, взяв из музея на оцифровку эти самые плёнки, я обнаружил, что в первой катушке находится документальный фильм «Северные зори. № 15», в котором о Фёдоре Абрамове нет ни одного кадра, а на плёнке, где были отсняты похороны Абрамова в Верколе, был попросту срезан звук, так сказать, получилось немое кино без малого конца XX века.
Понятное дело, что вдова писателя самостоятельно не могла осуществить просмотр киноплёнки, для этого нужно специальное устройство, а правду о том, что на самом деле находится в переданных футлярах с надписью «Похороны Фёдора Абрамова. 1983 год», ей никто не сказал.
Скажете, что перепутали киноплёнки? Но нет! В архиве документальных фильмов, отснятых студией «Леннаучфильм», в коробке «Северные зори. 1983» лежит соответствующий названию документальный фильм. Получается, что киноплёнка, где запечатлены моменты прощания с Фёдором Абрамовым в Доме писателя, была кем-то изъята? Да, именно так, ведь другой мысли на этот счёт у меня просто нет. Значит, было что скрывать! Но самое грустное вовсе не это, а то, что правды о причине смерти Фёдора Абрамова мы теперь так никогда и не узнаем.
Известие о кончине Фёдора Абрамова пришло в Москву лишь на третьи сутки после случившегося – 16 мая в 14 часов 36 минут.
В телеграмме, отправленной из Ленинградского отделения Союза писателей в отдел творческих кадров СП СССР, значилось:
«Секретариат правления ЛОП извещает кончине члена СП СССР Фёдора Александровича Абрамова последовавшей 14 мая с. г. Фёдорова»{50}.
17 мая «Личное дело писателя Фёдора Абрамова», начатое 17 ноября 1959 года, было окончено производством и сдано в архив.
Одним из первых на скорбную весть откликнулся посол Франции в СССР Клод Арно. В телеграмме, направленной им на имя Георгия Маркова, значилось:
«Узнав о смерти Ф. А. Абрамова, направляю Вам самые искренние соболезнования.
Это известие будет воспринято с чувством глубокой печали во Франции теми, кто благодаря замечательному творчеству Абрамова открыл для себя и полюбил русскую деревню».
Некролог в газете «Правда» наряду с первым секретарём ЦК КПСС Константином Черненко подписали почти все первые лица государства. Среди писателей значились фамилии Маркова, Алексеева, Беляева, Гранина, Чаковского… Замыкал список подписавшихся Шолохов.
18 мая до полудня протоиерей Князь-Владимирского собора на Петроградской стороне Павел Красноцветов совершил чин отпевания усопшего, а затем гроб с телом Фёдора Абрамова переместили в Дом писателя на улице Воинова (ныне Шпалерная), где и началась официальная часть прощания[11].
Не стану в подробностях описывать, как это было, об этом много сказано теми, кто был очевидцем того события. Приведу лишь небольшую выдержку из эссе Владимира Крупина «На пинежском угоре», написанного в стиле письма другу и опубликованного в своё время в газете «Ветеран» (№ 21 от 23–29 мая 1988 года):
«В Доме писателя и милиции, и людей было много. Нас провели в кабинет к Чепурову, там распределили по четвёркам почётного караула. Тут сразу, чтоб не возвращаться, скажу, что в Ленинграде было тяжело, гнетуще. Какая-то сверхнервная обстановка. Порядка никакого, ещё добавил неприличия кинофестиваль, который как раз шёл в это время в Ленинграде. Да и то сказать – речи были, кроме Белова, официальными даже тут… Белову не хотели давать слова. Но Белову слово дали, но из-за сильного волнения и налёгших слёз он сказал очень мало, но и при этом, наверное, самое главное».
А это уже из Анатолия Белинского: «Стоя у гроба, Белов произнёс вдруг: “И если правда, что есть у человека душа, то сейчас душа Фёдора Александровича смотрит на нас с неба…” И в то жёсткое атеистическое время слова о душе на небе впервые прозвучали в этом зале. И слова эти отражали общее отношение людей к Фёдору Александровичу Абрамову»{51}.
Не будем лукавить, скрывая правду. Беря грех на душу, скажем, что не все присутствующие скорбели по Фёдору Александровичу. И ради их потомков, дабы скрыть позор, умолчим о тех именах, так как многие из них ещё при жизни попали в ранг классиков, а кое-кто и вовсе теперь уж отлит и в бронзе. Почему они радовались? Да потому, что Фёдор Абрамов был исключительно искренен в своём творчестве, и это не могло не порождать зависть у тех, кто был зависим от обстоятельств. Ведь завидовали те, кто боялся сказать правду ради угодливого чувства самосохранения, тем самым очернив собственную душу несмываемым позором, обрекая её на вечные муки.
Из Ленинграда траурная процессия переместилась на двух самолётах Ан-24 сначала в Карпогоры, а затем вереницей машин в Верколу.
«…По всей дороге деревень почти не было, – напишет в уже упоминавшемся эссе Владимир Крупин, – но где они были, там люди стояли и молча глядели на огромную процессию, машин шло несколько десятков. Приехали ночью около двух часов. Достали из ящика и внесли гроб на последнюю ночь в его дом. Людмила Владимировна и сестра Фёдора Александровича (Мария Александровна. –