Людмила была вместе с ним. Для неё в палату специально поставили кровать.
Врачи настаивали на операции, и провели бы её до 9 мая, но ещё не были готовы результаты анализов, да и Фёдор Александрович, словно предчувствуя что-то, не соглашался. “Дайте мне хоть День Победы отметить”, – говорил он врачам.
Нахождение дома, куда его отпустили всего лишь на два дня, не придало покоя ни душе, ни спокойствия сердцу. Предчувствие неблагоприятного исхода операции глубоко засело в нём.
В последний день, перед тем как уже лечь в больницу на операцию, мы с ним долго гуляли по скверу Троицкой площади, что недалеко от дома на Мичуринской. Потом сели на 40-й трамвай и поехали в институт. Он чувствовал, что силы покидают его, но на моё предложение вызвать такси отказался. “Нет, я хочу с народом!” – ответил он мне.
Я проводила его до палаты.
В предпоследний день перед операцией (или даже накануне) я зашла к нему, и мы пошли гулять на улицу. И когда стали спускаться по лестнице вниз, Фёдор Александрович как-то заторопился и очень быстро побежал. А я ему вослед: “Дядя Федя, да вы что? Разве можно?! Вам же трудно, тяжело”. А он мне в ответ, указывая рукой вверх, говорит: “Туда уходить тяжелее, но, значит, придётся”. Видно, чувствовал неизбежное. Не было у него веры в то, что жить будет.
Последний раз я его видела в день перед роковой операцией – 12 мая. В палате он лежал один, под капельницей, весь жёлтый, а в руках книжка и карандаш.
Увидел меня и говорит: “А ты зачем пришла? Ты не работаешь?”
А я ему в ответ: “Давай хоть пол помою”. Людмилы Владимировны не было, она ушла на квартиру и ещё по каким-то делам.
Я убралась. При мне у него сняли капельницу. Сидим, разговариваем. Стал интересоваться, как у меня дела на работе, загоревал, что долго Люси нет. И тут заглядывает в палату медсестра: “Фёдор Александрович, надо готовиться”. Дядя сразу в лице изменился, не стал уже больше лежать, стал меня провожать.
Пока прощались, вновь заглянула медсестра, предложив следовать за ней.
Расставаясь, он так крепко меня обнял, до боли в плечах, а сам поверх меня куда-то вдаль блуждающим взглядом смотрит.
Фёдор Александрович ушёл вместе с пришедшей за ним медсестрой. Людмилы он так и не дождался. Больше я его не видела».
Успешно ли прошла операция – не знаем. Но, так или иначе, после неё, придя в сознание от наркоза уже в реанимации, Абрамов смог в последний раз увидеть Людмилу, которую с большим трудом, но всё же пустили к нему в палату: «Где ты так долго была? Я тебя так ждал».
В ночь на 14 мая сердце Фёдора Абрамова остановилось.
Была ли смерть Фёдора Абрамова напрямую связана с его болезнью? Вопрос, порождённый не только обстоятельствами, но и временем. В беседе со мной Людмила Крутикова-Абрамова скажет: «Мы долго ждали, что у кого-нибудь из врачей, дежуривших в ту ночь в реанимации, взыграет совесть и нам скажут правду, от чего умер Фёдор. А так мы не знаем истинной причины его смерти». Напрасно такую мысль не навяжешь, а значит, были на то основания так думать!
Вот и неспроста о причине смерти Фёдора Абрамова спустя годы будут судачить, выдвигая разные версии – от простецки банальных – не вовремя сделанной операции, до крайне радикальных, говоря вполголоса – «помогли уйти». Причинами будут называть и перитонит, и больное сердце, и общее ослабленное операциями здоровье… И вот какое дело – ни одна из этих причин не будет являться доказанной.
От себя же лично скажу, что, работая над этой книгой, я натолкнулся на ряд фактов, раскрыть тайну которых у меня так и не получилось.
Как ни старался, но я так и не смог отыскать в архивах Института пульмонологии историю болезни Фёдора Абрамова апреля – мая 1983 года, чтобы узнать имена и фамилии тех врачей, кто мог быть с ним в последние часы его жизни.
Личное дело члена СП СССР Фёдора Абрамова, хранящееся в РГАЛИ (Москва), пронумеровано дважды, и первая нумерация явно подтверждает то, что когда писательское дело ещё находилось в отделе кадров в доме Союза писателей СССР на улице Воровского, ныне Поварской, из него были изъяты определённые листы, пусть и не имеющие прямого отношения к факту смерти, но наверняка имевшие важное значение в раскрытии его подлинной биографии.