- Ну, помня сколько у вас детей, то вы можете об этом говорить с высоты личного опыта, - тут же ввернул принц. - Насколько я помню, мать леди Милены и ваша супруга родные сестры? Не потому ли вас так беспокоит ее судьба и участие в отборе?
Нужно отдать должное. У старого интригана не исказилась ни одна мышца на лице. Даже уголки губ, растянутые в угодливой улыбке, не дрогнули.
- Что скрывать, судьба бедной девочки мне не безразлична! – с почти искренним страдальческим вздохом признался герцог ди’Арктур. – Она юна. Неопытна. Невинна и... несчастна. Вы, дорогой племянник даже представить себе не можете, как несчастна эта девушка. Ведь она искренне вас полюбила.
Полюбила… а как же!
На счет чистоты и невинности леди Милены у принца были свои умозаключения. И пусть процедуры все она прошла, но... порой чистота душевная, гораздо важнее чистоты телесной. А вот в ее страдания верилось охотно. Дамочка готова была расстаться с честью, запятнать родовое имя, лишь бы заполучить венец королевы. Впрочем... они все пожертвовали бы такой мелочью, ради возможности надеть на голову корону.
Интересно! А колючая розочка тоже... она смогла бы?! Что-то в душе принца протестовало даже против этой мысли. А разум настойчиво повторял – она ничем не отличается. Так почему бы и нет?
- Да-да! Не стоит так хмурится, дорогой племянник, - по-своему истолковал выражение лица наследника престола его сиятельство. – Вы просто молоды и несведущи…
Это Эдмунд несведущ?! За шесть отборов он уже так осведомился, что женщинам доверял меньше, чем даже своему драгоценному дядюшке.
- Давай к сути, - проскрипел король, теряя терпение. – Она родовита, ее род плодовит, при замере уровня дара показатели прекрасны. И денег у ее семьи достаточно, чтобы поддержать казну, в случае чего. Так что не крути носом! Надеюсь, ты не забыл наш разговор?!
На щеках его высочества заходили желваки. Забудешь тут!
- Отец, я понимаю, что вы беспокоитесь о судьбе королевства, но это переходит все границы. Я же не смею лезть вам под одеяло и подбирать фавориток.
Это были резкие и опасные слова. О которых Эдмунд сразу же и пожалел. Если бы наедине... но не при дядюшке.
Король подался вперед, словно пытался подняться на ноги. Во взгляде его величества мелькнуло что-то нехорошее. Но Эд только поджал губы, скрестил руки на груди и вздернул подбородок, давая понять, что отступаться не намерен.
- Демонов упрямец, - процедил король, но тут же откинулся на спинку кресла и снова завернулся в овчину. – Я мог бы отчитывать тебя до бесконечности. Но ты слишком похож на меня, чтобы я мог обманываться и верить, что ты прислушаешься хоть к одному моему слову.
Принц немного расслабился после этих слов и даже позволил себе слабую, едва заметную улыбку.
- Да... брат. - тут же влез со своим пятаком Черный ворон. - Наши дети всегда считают себя лучше и умнее, набивая все те же шишки, что украшали нас. Но ведь на то мы и любящие родители, чтобы позволить им это? Не так ли?
Темный бы его сожрал! В груди принца снова поднималась буря.
- У меня нет сил... – начал его величество, но тут же закашлялся, так и не закончив.
Тяжелый, сухой кашель сотрясал его тело, но едва герцог ди’Арктур и принц бросились к нему, махнул рукой. Нет ничего хуже жалости. Жалость к женщине – делает ее уродливой. Жалость к мужчине – делает его слабым. Жалость к королю – убивает его.
- Пошли прочь! – рявкнул его величество, собрав все оставшиеся силы.