Последовавшие за этим слова, сорвавшиеся с благостного языка Воина Света цитировать я бы не рискнула.
— Эй, — спросила я, когда он выговорился, — ты живой?
— Уберись отсюда, ведьма! — прошипел он, пытаясь подняться. Нога неловко подогнулась, и он снова упал.
Я шагнула к нему.
— Что с ногой? Дай посмотрю?
— Дай полотенце! — прорычал он. — И не смотри на меня!
— Надо же, какие мы стыдливые, — фыркнула я, стягивая со скамьи полотенце и кидая ему. — Думаешь, я бы обнаружила для себя что-то новое, неизведанное?
Он ничего не сказал, обматывая чресла полотенцем, но люди с таким взглядом обычно решаются на убийство!
Ногу он растянул в голеностопном суставе. Прежде чем положить на него ладони, я взглянула на красного как помидор Воина Света и спросила уже серьёзным тоном:
— Ты позволишь тебя вылечить?
— Почему ты спрашиваешь? — буркнул он, не глядя не меня.
— Не хочу оскорбить твою веру, — ответила я.
Он поднял на меня изумлённый взгляд. Помолчав, сказал:
— Вы, дочери Великой Матери, все чокнутые! Фанатички!
Я улыбнулась и покачала головой:
— Нет, паладин, нет! В истинной любви нет места фанатизму!
— Не хочу оскорбить твою веру! — произнесла эта сумасшедшая.
Она заставила его проникнуть в Тризан, навести кипиш в покоях Первосвященника, спасти от казни приговоренную им к смерти девчонку-отступницу и теперь утверждает, что не хочет оскорбить его веру?!..
— Вы, дочери Великой Матери, все чокнутые! Фанатички… — фыркнул он.
Повреждённый сустав болел невыносимо. Какой стыд, вывалиться из корыта под ноги ведьмы, в глазах которой нет никаких чувств, кроме ехидства. ‘А ты хотел бы видеть в них совсем другие чувства? — поинтересовался внутренний голос. — Неужели?’