Фортуна долго нянчилась со мной,
Но, подавая мне рукой одной
Имения, чины и бла́га прочьи,
До коих мы во Франции охочи,
Она петлю вила рукой другою,
И та петля была моим слугою,
Спасти хотевшим жизнь свою младую,
Надета мне на голову седую;
И я глазам своих детей, с рожденья
К высокому привыкших положенью,
Предстал, увы, и перед смертью в нем,
На виселицу вздернут палачом.
Лишился я столь дорогой мне чести,
Которая со мной погибла вместе.
Меня мое богатство не спасло,
А до постыдной казни довело.
Не многим помогли мне и друзья:
Оплакан для приличья ими я.
Так щедро взыскан я судьбою был,
Что от щедрот оскомину набил.
Меня своим отцом король наш звал,
Но даже это суд в расчет не взял.
Там все ошибки мне в вину вменили,
Заслуг же и трудов не оценили
И обрекли меня по приговору
Удавке, разоренью и позору,
И мне одно осталось — к месту казни
Проследовать, не выказав боязни
И ни на миг не побледнев с лица,
Чем так привлек к себе я все сердца,
Что вынудил, идя в последний путь,
Завистников своих и тех всплакнуть.
Не стану спорить, жил я столь богато,
Что зависть в людях пробуждал когда-то,
Но пусть она теперь уснет спокойно:
Болтаюсь я, считавший, что пристойно
Меня по смерти предадут земле,
На Монфоконе[186] в мерзостной петле,
И сильный ветер труп мой охладелый
Качает в вышине остервенело,
А слабый — в волосах моих седых
Играет, как в листве дерев густых.
Мои глаза, что молнией блистали,
Добычею ворон голодных стали,
А шею, коей я вовек не гнул,
Ошейник смертный мне, как псу, стянул.
Носил я встарь изысканный наряд,
А ныне бьет меня нещадно град,
И дождь сечет, и солнце сушит там,
Где место лишь убийцам да ворам.
Заканчивая жалобу свою,
Богач злосчастный, я совет даю
И королю, и смертному простому
За славою не гнаться по-пустому.
Я в жизненной игре брал верх не раз,
Но и меня — не первого из нас! —
Фортуна, уготовив мне веревку,
В последний час переиграла ловко:
Я слыл за ловкача из ловкачей,
Она же оказалась половчей.
Итак, прошу я люд честной молиться,
Да и с душой моей не сотворится
Того, что плоти довелось узнать;
А также заклинаю всех понять,
Что золото хоть и сулит услады,
Да за него платиться горем надо.
«Да» и «Нет»
Перевод Ю. Корнеева
Хочу, чтоб вы, когда я вас целую,
Твердили «нет» с улыбкою, но строго:
Ведь слыша «да», вас упрекнуть могу я,
Что вы наговорили слишком много.
Не полагайте только, ради бога,
Что цвет любви ненужен стал мне вдруг,
И все ж, отнюдь не корча недотрогу,
Шепчите: «Нет, он не про вас, мой друг!»
К Анне
Перевод Ю. Корнеева
Как солнце разгоняет сумрак синий
Сияньем несказанно золотым,
Так разгоняешь и мое унынье
Ты, Анна, появлением своим.
Тебя не видя, я тоской томим,
Тебя увидев, оживаю вновь я,
И это объясняется одним —
Тем, что к тебе пылаю я любовью.
Про Анну
Перевод Ю. Корнеева
Увидев ту брюнетку, что поспорит
С Венерою сложеньем и красой;
Услышав голосок, чьим звукам вторит
Спинет, звенящий под ее рукой,
Я радости исполнен неземной,
Как праведники перед ликом бога,
И становлюсь в блаженстве им ровнёй,
Чуть вспомню, что и я ей мил немного.
Маргарите Наваррской
Перевод Ю. Корнеева
Как раб, я предан госпоже, чья плоть
Стыдлива, непорочна и прекрасна,
В чьем сердце постоянство побороть
Ни радости, ни горести не властны;
С чьим разуменьем ангельским напрасно
Соперничать бы тщился ум людей.
На свете нет чудовища странней —
Такому слову не дивитесь вчуже,
Затем что тело женщины у ней,
Но разум ангела и сердце мужа.
О сочинениях Маргариты Наваррской
Перевод Ю. Корнеева
Настолько дивный дар стихосложенья
Дан грациями госпоже моей,
Что я сержусь, дивясь ему при чтенье,
На то, что не дивлюсь еще сильней.
Когда же я, ведя беседу с ней,
Вновь на ее творенья брошу взгляд,
Дивлюсь я неразумью тех людей,
Кого плоды пера ее дивят.
Песня
Перевод Ю. Корнеева
Пленен я самою прекрасной
Из женщин, живших в мире сём,
За что хвалу своим стихом
Пою Венере громогласно.
Когда б Амур себе напрасно
Глаз не завязывал платком,
Он в девушку с таким лицом
И сам бы мог влюбиться страстно.
Она ко мне небезучастна,
А я готов поклясться в том,
Что счастлив, став ее рабом,
Служить ей всюду и всечасно.
Судья и Самблансе
Перевод Ю. Корнеева
Когда на монфоконский эшафот
Вел Самблансе Майар, служитель ада,
Кто выглядел бодрей — судья иль тот,
Кого судье повесить было надо?
Бросал вокруг Майар так робко взгляды,
Был Самблансе так тверд, хоть он и стар,
Что мнилось: на расправу без пощады
Ведом своею жертвой сам Майар.
Аббат и его слуга
Перевод Ю. Корнеева
С хозяином слуга аббата схож
Так, что порою различить их трудно;
Бесчинство этот любит, тот — дебош;
Тот шутит непристойно, этот — блудно;
Тот пьет мертвецки, этот беспробудно.
Лишь вечером идет у них война:
Аббат боится, что во время сна
Умрет, коль ночью глотку не промочит,
Слуга ж, пока хоть капля есть вина,
Упорно отойти ко сну не хочет.
О самом себе
Перевод А. Пушкина
Уж я не тот любовник страстный,
Кому дивился прежде свет:
Моя весна и лето красно
Навек прошли, пропал и след.
Амур, бог возраста младого!
Я твой служитель верный был;
Ах, если б мог родиться снова,
Уж так ли б я тебе служил!