…всяким словом, исходящим из уст Божиих[2]

Гримерша постучала его по лбу соболиной кисточкой. Обмахнула нос, прошлась наманикюренным пальчиком по бровям. Манипуляции ее выглядели почти эротическими — и в особенности потому, что, когда она склонялась к сидевшему в кресле гримерной Тео, в низком вырезе ее блузки показывался краешек розового кружевного лифчика.

— Так про что ваша книжка? — спросила девушка.

— Называется «Пятое Евангелие», — ответил он. Его охватило ребяческое желание вытянуть книгу из сумки и показать ей. На обложку «Элизиум» не поскупился: двойной супер с тисненым названием, на верхнем — якобы фотография Голгофы с крестообразной прорезью, сквозь которую виден нижний, с высоким разрешением воспроизводящий часть рукописи Малха. Несмотря на уверения Баума, что издательство его — по сути своей научное, и на дешевую, непритязательную обложку книжки «Умножь свою песенку», «Элизиум» явно продвигался в главную лигу — и скорым шагом. Даже название книги Тео он оттиснил фольгой.

— А кино по ней снимут? — спросила гримерша.

— Нет, — ответил Тео. (Хотя… кто может предсказать пути голливудовы?). — Это не вымысел, а рассказ о подлинных событиях. Я нашел свитки — древние, написанные в первом столетии человеком по имени Малх. Он был знаком с Иисусом. Знаком на самом деле.

— Ух ты, — произнесла девушка. Впрочем, особого ошеломления в голосе ее слышно не было.

— Вы ведь знаете четыре Евангелия, те, что в Библии? Матфей, Марк, Лука и Иоанн?

— Конечно, — ответила она, приопуская наполовину веки и припудривая подбородок Тео.

— Двое из них Иисуса в глаза не видели, двое других видели, но у нас нет уверенности в том, что написанное ими действительно кошерно, если вы простите мне такое слово.

— По-вашему, я похожа на еврейку? — спросила девушка и светозарную чистоту ее лба прорезала складочка.

— Ну что вы. Я говорю о том, что мы не знаем, были ли Евангелия от Матфея и Иоанна действительно сочинены Матфеем и Иоанном. Самые ранние из сохранившихся манускриптов написаны долгое время спустя после того, как все случилось, причем людьми, которые, скорее всего, копировали копии копий. Но копий чего? Не известно. Может быть, Матфей и Иоанн действительно написали воспоминания. А может быть, это сделал за них кто-то другой — лет пятьдесят спустя.

Пока Тео так вот болтал, им понемногу овладевало чувство, что, может быть, зря он выкладывает все это здесь, в гримерной, а не перед камерами, понукаемый вопросами гламурной Барбары Кун, исповедницы звезд. Однако пустенькая физиономия этой калифорнийской нимфетки олицетворяла для Тео широкую публику, над которой он должен одержать победу. Баум убедил его, что первые после выхода книги дни имеют значение абсолютно решающее. «Пятое Евангелие» — не из тех книг, что сами привлекают к себе медленно разгорающееся любопытство публики. «Пятому Евангелию» должно воспламенить воображение всего мира, а для этого требуется продуманная, хорошо организованная кампания.

— Мои свитки — это оригиналы, — говорил между тем Тео, изо всех сил стараясь обаять девушку, которая как раз в эту минуту промокала мясистую ложбинку, отделявшую его нос от верхней губы. — Малх собственноручно записал свой рассказ на папирусе. И Малх был там. Когда творилась, так сказать, Библия. Он был в Гефсиманском саду в ночь предательства Иисуса. Именно ему там ухо и отсекли.

— Да? — проблеск интереса. — А я и не знала. На этой работе каждый день что-нибудь новенькое узнаешь. Вот вчера в нашем шоу выступал один дяденька. Он, типа, главный в мире специалист по насилию над детьми. И открыл часть мозга, в которой хранятся плохие сексуальные воспоминания. Это, типа, особый кусочек фронтальной дули мозга, он всякие картинки принес и все на них точно показывал. И если в этот кусочек вколоть какое-то новое лекарство, то вы избавитесь от всего вреда, который получили из-за насилия. Типа: вот в чем нуждается мир.