– Не могу, – говорит Алик. – Эта тайна только моя.

Приходится использовать свое главное оружие:

– Тогда я заплачу! Заплачу и скажу, что это ты меня обидел!

Алик выглядит очень красиво в этом своем отглаженном костюмчике и с зачесанными назад волосами. Он даже симпатичнее Эви, если честно. И симпатичнее всех мальчиков в нашей школе. И поэтому меня так злит, что он не восхищается мной – самой миленькой из девочек. И поэтому так хочется его уколоть. И я точно знаю, куда надо колоть. Алику не нравится ни этот его костюмчик, ни наше чаепитие, но он все терпит ради своей мамочки. Он очень сильно боится ее расстроить.

Его лицо на секунду, и правда, становится испуганным, но он быстро говорит:

– Тогда я попрошу, чтобы нас повели в полицейский участок и проверили на детекторе лжи. Это такая штука, которая показывает, врешь ты или нет. Или пускай нас послушает судья. У него таланик работает как полиграф, ты знала? Он сразу поймет, правду ты говоришь или нет.

Я проливаю свой чай от удивления. Нарочно долго вожусь, пока вытираю его салфетками. В это время пытаюсь придумать, что бы такого ответить. Но ничего не идет в голову. Я злюсь. Мне обидно и на самом деле хочется плакать. Алик это видит и начинает нервно елозить на стуле. Потом тоже берет салфетку и помогает мне вытереть столик, а сам тихо спрашивает:

– Зачем тебе так нужен мой секрет? Почему нельзя дружить без него?

– Потому что так не получится! – вскидываю я голову. – Секретик – это как… это как крем между коржами, видишь? – Я показываю на пироженки. – Вот эта половинка – ты, а эта – я. Если их просто прилепить друг к другу, они еще какое-то время подержатся, пока влажные, а потом высохнут и распадутся. А если между ними будет что-то скрепляющее, вроде крема, то они буду держаться, даже когда высохнут! Понимаешь?

– Не-а, – говорит Алик и запихивает пироженку в рот, как будто думает, что поймет мои слова лучше, если съест ее.

Я не выдерживаю и признаюсь в том, чего обычно никому не рассказываю:

– Если у меня будет твой секретик, ты меня ни за что не бросишь, потому что будешь бояться, что я его всем расскажу! Потому что если мы не будем друзьями, я уже не должна буду его хранить, ясно? Поэтому если ты правда хочешь со мной подружиться…

– Но так нечестно, – прерывает меня Алик. – Почему это у тебя будет мой секрет, а у меня твоего не будет?

– Ты совсем глупый? – Я ставлю чашку на блюдечко слишком громко. – Я уже рассказала тебе все свои секретики! Какие у меня любимые цвета и что я подарю мамочке на день рожденья. Я даже показала тебе, где держу свой дневничок! – Я указываю на розовую записную книжку с замочком, которая лежит возле меня, ожидая, когда я запишу в нее тайну Алика.

Он смотрит на меня очень внимательно и говорит:

– Нет, это мне не интересно. Я твой дневник все равно не прочитаю.

Это правда. Потому что я использую кучу значков, когда записываю. Я научилась этому у Воглера. Он психолог. А у психологов все записи о пациентах делаются на специальном языке, чтобы никто посторонний их не расшифровал. Воглер говорит, что в его работе очень важна эта… ко-фи-де-ци-аль-ность. У меня, конечно, не настоящая криптография, как у него, но я тоже использую много рисуночков и сокращений вместо слов. Я давно их выучила и выдернула странички с объяснениями сзади дневника.

– Тогда чего ты хочешь? – спрашиваю я.

– Настоящий секрет, – бубнит Алик с набитым ртом, лопая уже вторую пироженку. – Такой, который тебе, правда, не хочется выдавать. Тогда обмен будет честный.

Меня это так сильно злит! Еще никто не выпытывал у меня мои секретики. Я обычно делюсь какой-нибудь ерундой, и никто больше ничего не спрашивает, потому что все и так хотят со мной подружиться. Но Алик меня раскусил, прожевал и проглотил, прямо как эту пироженку. А я так хочу узнать его тайну, что выдаю: