– Есть, – ответил наш ручной монстр, волею судьбы и нас ставший нянькой.

– Эй, мелочь, хватит прикидываться дохлым, – потыкал пальцем пчела, – никто тебя есть не будет.

– Я буду, – тут же прошипел Шоулс.

– Вот сейчас кто-то получит по зубам и максимум обсосать его сможет.

– Их мошшно прошшто глотать, они вкушшные.

– До желудка не дойдет.

– Пошшему?

– Застрянет, когда я тебя бантиком завяжу. Пинки, выдай ему двойную порцию, пусть успокоится.

То ли собравшись с духом, то ли еще почему, но пчел перестал прикидываться шлангом... э... пипеткой? В общем, трупом, и не только глаза открыл, но и сел.

– Я полномочный посол великого народа пчеловков, – сообщил он и даже приосанился. С немного помятыми крыльями и в положении сидя получилось так себе.

– И что же тебя к нам привело? – спросил Мартин.

– Ну, – пчел замялся, – тут такое дело, – он вздохнул и покосился на Шоулса, смотрящего на него вертикальными зрачками немигающих глаз.

– Что за дело? – подбодрил крылатую мелочь, показав командиру ламий кулак.

– Ну, в общем, – пчел передернул плечами и поднялся на ноги, шевеля крыльями.

– Не томи, а то и правда деликатесом станешь, – кивнул на закивавшего Шоулса, изогнувшегося на манер приготовившейся к броску змеи.

– Я посол, меня нельзя деликатесом, я лицо неприкосновенное.

– Не перейдешь к делу, будешь лицом размазанным, – пообещал пчелу, продемонстрировав широкую и мозолистую ладонь, привычную к рукояти топоров.

– Ультиматум у меня, – пропищал пчел и тут же присел, закрывая голову руками.

Мягко говоря, мы удивились. Да что там, просто обалдели от такого поворота. Недоуменно переглянулись, взглядами спрашивая друг друга – не ослышались ли?

– Вечер перестает быть томным, – потер лоб Мартин.