— Хорошо. И накрашусь, — бормочу я, перетряхивая сумочку и наклонив лицо так, чтобы мокрые пряди волос хоть немного его закрыли. С них течет мне на коленки водичка. Плевать. Хуже уже не станет. Когда я двигаю задницей по сиденью — то слышу смешное чавканье и скрип — я вымокла насквозь, до нижнего белья. Кажется, водитель издает тихий смешок, и не успеваю я ехидно спросить, чего же он услышал смешного, как он поднимает перегородку между местом водителя и пассажирами.

— Если накрасишься — дождь снова все размажет, как только мы выйдем из машины.

«А если я не накрашусь, то сходство между мной и моей сестрой-близняшкой станет очень очевидным» — мысленно парирую Смоленскому я, размазывая по лицу тональник. Плевать, что он ложится полосами, главное — пусть спрячет хоть ненадолго все, что должен спрятать.

Еще и рыжие ресницы выдают меня. Брови с легким оттенком рыжины… Если на покраску волос, маникюр и эпиляцию каждый месяц у меня еще хватало терпения, то на постоянную подкраску ресниц и бровей — нет. А сейчас бы меня это спасло!

Под звуки барабанящего об крышу дождя, я быстрыми взмахами прокрашиваю ресницы, скрывая предательский светлый оттенок и стараясь позабыть, что я сижу всего лишь в полуметре от человека, который вызывает у меня дикое напряжение. Быть рядом с ним — как жить по соседству с человеком, который разводит ядовитых змей.

Я слышу тихий звук телефона — Смоленский записывает голосовое сообщение.

— Антон, привези что-нибудь из еды. По-быстрому.

— Я заскочу по дороге в ресторан, — оживает в ответ динамик, — минут сорок и все будет у вас.

— У меня нет сорока минут, так что можешь обойтись фаст-фудом.

Тишина. Потом телефон издает тихий «чпок» — приходит новое сообщение.

— Мне в «Макдональдс» заехать? — несколько растерянно интересуется собеседник, а Смоленский хмыкает.

— Куда угодно. Можешь захватить гамбургеры. На двоих. И кофе.

Ого, что? Я таращу от удивления глаза — Смоленский отобедает фаст-фудом. Я стану живым свидетелем, как рожденные с серебряной ложкой во рту не брезгуют пищей обычных людей. Чума просто. Гамбургер. Не полезный тар-тар из тунца, или филе-миньон с пюре из сельдерея, а булочка с котлеткой!

— Можно мне тогда «Цезарь-ролл»? — интересуюсь я, повернувшись к Смоленскому. Если уж нарушать диету, то хотя бы более-менее полезной курочкой в лаваше.

Он равнодушно косится на меня, снимая блокировку с телефона, чтобы отправить сообщение. Но спустя секунду снова поднимает взгляд — уже несколько заинтересованный. И смотрит на мою бровь.

— Саша, мы не в кабаре едем.

— Что?

— Твои брови, — кивает он, — черные. Смотрится не слишком естественно.

Я резко поднимаю зеркальце и ахаю. Я настолько поразилась заказу Смоленского, что накрасила брови тушью для ресниц.

Может, так и оставить? Я теперь точно неузнаваема. Если меня поймает пресса, то все будут обсуждать мои шикарные, как у Фриды Кало, бровищи, а не биографию.