Он крадучись приблизился сзади. Соня замерла с последним картриджем в руках. Он наклонился над ее плечом, его порывистое дыхание обожгло ее шею, тонкую кожу за ухом. Затрепетал завиток на затылке, вскользнувший из высоко заколотого хвоста. Соня поняла, что забыла дышать — и жадно втянула носом воздух.

Ольгерд сделал движение, как будто собирался обнять ее. Его сильные руки сомкнулись вокруг ее плеч. Соню пробрала нервная дрожь, пробежавшая от ослабевших коленей до корней колос на макушке. Она снова забыла выдохнуть, лишь краем помутившегося сознания отметила, что готова лишиться чувств.

— У вас зацепилось, — прошептал он, опалив теплом дыхания мигом зардевшееся девичье ухо.

И высвободил запутавшуюся в цепочке кулона прищепку.

— Спа… сибо… — пролепетала Соня.

Не глядя, она сорвала с картриджа последнюю наклейку — и с громким щелчком вогнала на место. Забыв захлопнуть крышку принтера, дрожащим пальцем нашла кнопку.

Он не отступал, он всё еще был позади нее. Так близко, что пошатнись — и упадешь  в объятия…

Принтер заурчал, заклацал бумагоподатчиком, заворочалась шустрым трамвайчиком на рельсах каретка.

Ольгерд потянулся к шее, где под тончайшей кожей трепетно билась жилка. Запах разгоряченного волнением тела сводил с ума. Девушка замерла, как безропотная лань, завороженная близостью голодного леопарда. Еще мгновение — и он бросится на нее, обнажив клыки…

Но Соня нарушила запрет. Она сорвала те этикетки, которые нельзя было срывать. И под давлением прокачки из открытых недр принтера высокими струями брызнули чернила. На ее свитерок, на его дорогой костюм, в лицо, в глаза. Красные, желтые, синие, черные — ослепляющие упругие струи!..

— Простите!!!

Взвизгнув, Соня юркнула под стол: где-то там должны быть провода. Размазывая по лицу чернила, ослепленная цветными потоками и оглушенная внезапными чувствами, она нащупала розетку сетевого фильтра — и, приложив все силы, выдернула крепко вогнанный штекер. С трудом вырвавшийся из розетки штекер отбросил Соню назад и вверх — она стукнулась о столешницу спиной и затылком. Со стола посыпались ручки, опрокинулся монитор. Стоявшая на краю чашка кофе от удара подпрыгнула над блюдечком — и с переворотом полетела на пол, окатив отлично сохранившим температуру напитком брюки шефа. Обжигающе горячий кофе смешался с радужными подтеками чернил. Не ожидавший нападения шеф от огорчения тихо охнул и стиснул зубы. А чашка, тонко звякнув, встретилась с полом и разлетелась на острые осколки.

— Простите-простите! Это я виновата… — запричитала высунувшаяся на четвереньках из-под стола Соня. Суетливо вытащив из кармана платочек, принялась бессмысленно растирать по брюкам шефа пятна.

— Нет-нет, не стоит, — он опустился на колени, перехватил ее руку.

Но оставив в его ладони скомканный радужный платок, Соня взялась собирать с ковра фарфоровые осколки:

— Простите, я не хотела…

— Оставьте! Вы поранитесь!

Он взял ее ладони в свои, заставив выронить крошечные лезвия черепков. И оказался прав: холм Венеры пересек сочащийся алым порез. Ольгерд уставился на набухающие капли крови заворожено.

— Ах, вы тоже порезались! — с горькой досадой показала Соня.

Забирая из ее рук осколки, он сам не заметил, как разрезал ребро ладони. И причем глубоко, так что крупные капли быстро прочертили дорожку по запястью к браслету часов — и срываясь вниз, оставили круглые пятнышки на светлом ворсе ковра.