Ричард нашел самый простой и самый плохой способ решения проблемы – он стал пить. Нет, Бартон пил всегда и помногу, но теперь выпивка превратилась в пьянство. Тогда пили все, это не считалось чем-то предосудительным, но Бартон употреблял немыслимо много. Доктора удивлялись крепости его желудка и печени. Конечно, в пьянстве Ричарда обвинили меня:

– Ты его спаиваешь!

– А может, он меня?

Это было верное замечание, потому что Бартон придумал водить меня по пабам и барам, где встречались его старинные приятели, и знакомить с ними. Я выросла совсем в иной среде, среди фальшивых улыбок и фальшивой вежливости, еще в юности, пытаясь бунтовать против мира, как это делают все подростки, научилась курить и сквернословить, а потому принимала обстановку пабов почти с восторгом. Далеко не все приятели Ричарда желали с ним встречаться и разговаривать, но с теми, кто не отвергал «двоеженца», я подружилась легко.

Я поступала как Клеопатра с Марком Антонием, в этом мы удивительно схожи. Марк Антоний также страстно желал попасть в клуб важных персон, что сделать не смог, даже женившись на богатейшей женщине Рима Фульвии, потому что, имея огромные средства, просто не знал, как ими правильно распорядиться. Клеопатра научила Марка Антония жить красиво, он влюбился в равной степени и в саму женщину, и в ее образ жизни. Не так ли было и у нас с Бартоном? Думаю, так.

Марк Антоний метался сначала между Клеопатрой и Фульвией, потом между Клеопатрой и своей второй женой Октавией, предавая всех и все. Победила страсть к Царице Нила, только какой ценой…

Марк Антоний спивался сам и спаивал вместе с собой Клеопатру. Ричард поступал так же. Организм царицы оказался крепче, вернее, менее восприимчив к алкоголю. Мой тоже, я пила вместе с Ричардом и почти не пьянела. Как Клеопатра таскалась с возлюбленным по ночным кабакам, распивая с его друзьями и распевая с ними же. Друзья были в восторге, общественность в ужасе, Бартон в раздумье.

Мне тоже хотелось, чтобы он наконец выбрал, потому что Сибилл намеренно демонстрировала, какая она прекрасная жена и мать, как она любит дочерей и заботится о муже. Конечно, сидя дома, можно заботиться о детях, она прекратила сниматься давным-давно, а я вот играла, и своих детей в Лондон не повезла, а потому была вынуждена ездить к ним. Я была звездной любовницей, а она терпеливой, всепрощающей женой новой звезды. Я разлучницей Клеопатрой, она преданной Пенелопой.

Разделились и общество, и сам Ричард. Половина знакомых и незнакомых меня осуждала, другая обожала, но все называли стервой. Что я должна была делать, потребовать, чтобы Бартон развелся (у меня уже шел бракоразводный процесс с Фишером), или бросить его самой? Попытки заставить наконец что-то выбрать ни к чему не приводили.

– Ричард, ты должен наконец на что-то решиться, нельзя жить двоеженцем, это оскорбительно для нас с Сибилл, в конце концов!

– Я разведусь.

– Ну и разведись.

– И разведусь!

– И разведись!

– Разведусь, я сказал!

– Так будь добр, сделай это поскорей!

– Чтобы жениться на тебе?

– Черт с тобой, не женись, но хотя бы получи развод. Я не против твоего общения с дочерьми, помощи Сибилл, но не мучай нас обеих.

– Да заткнешься ты или нет?! Я же сказал: разведусь!

– Когда?