«Ладно, доедем до Нижнего, там пускай добирается как знает. Заплачу железнодорожнику за девчонку, денег не жалко» – Андрей уже решил для себя, что ничего страшного не будет, если девочка поедет с ним.
– Зовут тебя как?
– Настя. Настя Трухачева.
– Ну, Настю Трухачеву я с собой точно возьму. Садись рядом, будем ждать поезд. Есть хочешь?
– Да.
– Только у меня хлеба нет. Держи вот, колбасы кусок, жуй.
С собой не было не только хлеба. Не было кружки, хотя был пакет с чаем. Не было туалетной бумаги и бумажных салфеток. Впрочем, если с кружкой и хлебом вина была Андрея, то туалетной бумаги не было в советской торговле. Андрей вспомнил, с каким удивлением на него посмотрела продавщица, когда он попросил элементарную, казалось бы, вещь.
Дежурный по вокзалу появился незадолго до подачи поезда. Андрей быстро решил с ним вопросы и с Настей, и с хлебом, и даже с кружками. Наверное, той суммы, которую Андрей ему отдал, хватило бы и на отдельный вагон. Андрея с Настей определили к каким-то проектировщикам из института черной металлургии.
Поезд был обычной электричкой. Никаких удобств в дороге не предусматривалось, если что, надо было терпеть до остановки, которых, впрочем, по дороге обещали немало. Время прибытия в Горький не знал никто. Людей в вагоне было заметно больше, чем полагалось, некоторые просто сидели на полу в проходах. Многие женщины плакали.
Поезд неспешно отправился на восток в десять вечера.
Глава 3
«В темных вагонах…»
26 августа 1941 года
Андрей
Поезд, казалось, больше стоял, чем ехал. То и дело останавливались на полустанках и в чистом поле – пропускали встречные военные эшелоны. На станциях громкоговорители со столбов передавали бесконечные сводки Совинформбюро, которые энтузиазма никому не добавляли. После описания подвигов солдат и офицеров, героически защищавших свою родину следовали слова «После тяжелых и продолжительных боев…» и становилось понятно, что героизм пока остановить немцев не может.
– Мы же в прошлом году назад только из Экибастуза приехали, – рассказывал во время очередной остановки сидящий рядом с Настей мужчина, – тяжело там, конечно, было, от города не осталось почти ничего, шахты…. одно название, что шахты, работы много, да прожили бы как-нибудь, а тогда обрадовались, в Москву, в институт пригласили, а теперь вот оно как, не знаем, куда и что.
Рассказ об Экибастузе длился еще долго, попутчики узнали и о привозной воде, и о зимних ветрах, выдувающих остатки тепла, и о прочих бытовых неурядицах северного Казахстана. Наконец, мужчина тяжело вздохнул и, пробормотав: «Гребаный Экибастуз», задремал. Будто ждавший конца рассказа поезд, наконец-то дернулся и вновь покатил на восток.
От долгого сидения на одном месте затекали ноги, но выходить на остановках надолго никто не рисковал – поезд всякий раз трогался внезапно, без объявлений. Один из эвакуирующихся, который в Петушках пошел на привокзальную площадь поискать еды, еле догнал уезжающий без него поезд.
Андрей в вагонных разговорах не участвовал. Настя тоже сидела молча, прижавшись к его руке. На попытки попутчиков вовлечь ее в разговоры отвечала нехотя, в конце концов от нее отстали.
На улице уже начало смеркаться, когда поезд вдруг резко дернулся, со стороны паровоза раздался какой-то скрежет, вагон накренился набок, свет, пару раз мигнув, погас. Послышалась ругань, возмущенные крики.