– Врешь! – взвизгнула Марина. – Почему тогда ты не позвонил мне, когда помчался за ней сюда?!

– Последний раз, когда я звонил тебе и говорил, что помчался за ней сюда, – к усталости во взгляде Макса добавилась брезгливость, – ты заперла меня в психушке на пять лет. Тебя что-то удивляет?

– Заткнись! – взвизгнула Марина. – Ты сам виноват! Не надо было запугивать меня! Я решила, что ты свихнулся и стал социально опасен!

– О, да… – Смирнов издал болезненный смешок и все так же вяло продолжил: – Оплаченные твоей семейкой психиатры решили так же… Знаешь, а ведь я начал понимать, где нахожусь, только на третий год лечения… когда мне стали колоть меньше транков. Первых двух лет я просто не помню, они слились в один непрекращающийся одурманенный не то сон, не то бред. Еще два года я изо всех сил пытался заново научиться нормально соображать, но на транках, даже в уменьшенных дозах, это очень нелегко. В конце концов, я понял, какого именно поведения добиваются от меня эти ваши врачи, и начал делать все, чтобы они посчитали меня безобидным. Это было… – взгляд Макса стал стеклянным и уткнулся куда-то в пустоту, – …это было тяжело. В каждой черной тени, в каждой заполненной мраком складке я видел выпотрошенных мертвецов… Но надо было делать вид, что все о"кей и нет никаких проблем… Они ходят вокруг на расстоянии ладони и шепчут, шепчут, шепчут… Зовут к себе… зовут сюда… В какой-то момент я был уверен, что сойду с ума раньше, чем смогу усыпить бдительность врачей и прочих надзирателей, да будут их дети прокляты навеки… Но я все-таки смог…

– Очень печальная стори! – резко оборвала его Марина. – Ты получил то, что заслужил! И скоро получишь еще, если не отдашь мне заколку!

– Каждому свое… – слабо усмехнулся Макс, и его взгляд обрел реальность: – Ты же знаешь, что заколки у меня нет… твои люди обыскали меня и отобрали все, что было…

– Где она?! – вновь взвизгнула Марина, едва удерживая себя от того, чтобы броситься на Смирнова и вцепиться ногтями ему в глаза. – Где она может быть?!

– Где-то здесь, в долине… может, в мусорной яме… я слышал, что ее могли выбросить по ошибке… – Голова Макса безвольно упала на грудь. – Дайте попить… пожалуйста… я третий день снег ем… припасы закончились…

– Дайте ему воды! – Марина обернулась к Сармату.

Начальник охраны взял из рук кого-то из наемников початую пластиковую бутылку с водой и подошел к Смирнову. Привязанный к стулу Макс потянулся к протянутой бутылке головой, но Сармат отодвинул ее назад, не позволяя пленному дотянуться губами до горлышка.

– Как ты проник в долину? – Враждебный тон начальника охраны не вызывал сомнений: пленный получит воды только после того, как ответит на все вопросы. – Мы перекрыли вход и использовали тепловизоры. Ты не мог пройти мимо нас без использования серьезных технических средств.

– Я не проходил… – Смирнов болезненно сглотнул и обмяк на стуле, – мимо вас. Я раньше… пришел. Вчера ночью. Спать в тайге… тяжело. Темнеет рано, полностью светает поздно, в глухих чащобах вообще всегда полумрак… Всюду выпотрошенные мертвецы… я знаю, что их нет, это лишь галлюцинации, но от этого не сильно легче… Я старался меньше спать и дольше идти… У меня есть спальник, я его изнутри серебрянкой выкрасил еще пять лет назад, когда шаманов искал… Когда без сна совсем никак, забираюсь на дерево помощнее, чтобы на земле хищники не сожрали. Привязываю спальник к ветвям, как гамак, залезаю в него с фонарем и закрываюсь… свет от серебрянки отражается, и внутри спальника нет тени. Можно поспать. Но непонятно, когда в лесу рассвет наступает. Я без еды начал уставать сильно, с каждым разом просыпаться было все тяжелее… Сегодня проснулся от того, что вертолет приземляется. Пока выбрался из спальника, пока отвязался, вы уже на улице стояли… Я сразу понял, что меня искать будут, и спрятался в овражек. Потом солдаты появились, много солдат… Пришлось прятаться еще сильнее. Они начали раскапывать мусорные ямы, я пытался за ними следить, но ям пять, а я один. Боялся попасться. Дайте… попить…

Сармат поднес к его губам бутылку с водой, и Макс принялся жадно высасывать из нее воду.

– Как ты проник в лагерь? – Начальник охраны подождал пару секунд и отобрал у него бутылку.

– Солдаты… – Смирнов судорожно проглотил воду и перевел дух, – перестали копать. Сразу везде. Я подумал, что кто-то нашел заколку и подкрался ближе к лагерю, чтобы в бинокль смотреть. Увидел, как она… – Макс безразличным кивком указал на Марину, – как вы все идете в тайгу с лопатами. Наверное, благоустраивать старый алтарь, чтобы провести какой-нибудь ритуал. Я тогда подумал, что она тоже разговаривала с шаманами и знает какие-то подробности, пять лет же прошло… Заколка исцеляет отравленный монстром мозг за сутки, значит, на алтарь она ее точно сразу не понесет. В руках у нее заколки не было, в волосах тоже, я видел в бинокль… Я подумал, вдруг она оставила заколку в своей палатке, шаман же говорил, что для женщины это именно заколка, а не кинжал, и заколка ожидает от женщины поведение хозяйки домашнего очага. В палаточном лагере домашний очаг – это, наверное, палатка… Я дождался, когда вы уйдете, и пробрался в лагерь. Там всего один часовой был, и я подкрадывался, когда он начинал смотреть в другую сторону. Так до ее палатки и добрался. Но в палатке я заколку найти не смог, а когда выходил, оказалось, что в лагере есть еще охранник… я прямо на него вышел. Можно… еще воды…

– Варан! – Сармат протянул бутылку наемнику: – Отвяжи ему одну руку, пусть пьет. Пока будет сидеть так! Оставайся с ним и жди указаний! Марина, – он с многозначительным взглядом откинул входной полог, предлагая ей покинуть палатку, – прошу вас!

Они вышли на улицу, и Марина невольно напряглась. Вроде допрос Смирнова длился минут пятнадцать, не больше, а сумерки сгустились до опасных теней. Небо над долиной все сильнее затягивало облаками, и темнело быстрее ожидаемого. И хотя вокруг было еще достаточно светло, но вдали, в лесу, все уже утопало во мраке.

– Что будем с ним делать? – начальник охраны кивнул в сторону палатки с Максом.

– Я должна вернуться к себе! – нервно выпалила Марина, улавливая во мраке лесной кромке очертания человеческого силуэта. Силуэт медленно двигался, неуклюже переставляя ноги, и что-то прижимал к животу обеими руками.

Девушка ринулась к своей палатке и истеричными рывками принялась отдирать липучки, скрывающие молнию, запечатывающую входной полог.