Да, именно так я и подумал:
Еще через несколько часов меня отключили от системы поддержки дыхания, после чего я долго кашлял и отплевывался.
На меня излилось море материнской любви.
Но еще раньше, чем я произнес первые слова, я начал грызть ногти. (Как только понял, что рядом
— Бабушка передает тебе привет, — сказала она.
Это была неправда: бабушка страдала болезнью Паркинсона и все время забывала, какой она пьет чай, с сахаром или без, не говоря уже о существовании какого-то абстрактного внука. (Она предпочитала класть два кусочка.)
Периодически в палате появлялись врачи и медсестры.
Я начал выздоравливать.
Просыпаться было особенно тяжело, и я предпочитал оказываться в этот момент один. Я вел себя агрессивно — так, по крайней мере, считали окружающие. Я и на самом деле старался прогнать их подальше со своих глаз, чтобы избавиться от их навязчивого физического присутствия.
Я боялся цветов и других подношений, в панике съеживался при их появлении. Чтобы справиться со страхом, я заставлял себя подсчитывать виноградинки в каждой принесенной грозди.
Люди вокруг занимали слишком много места: гигантские существа с кратерами пор на коже, футбольными мячами прыщей и торчавшими из носа копьями волос. Я всегда вскрикивал, когда врачи склонялись к моему лицу с фонариками.
— Не бойтесь, больно не будет.
Будь моя воля, я бы посоветовал медсестрам использовать еще больше косметики, чтобы они казались предельно неестественными. Как же мне хотелось, чтобы они превратились в этаких «мед-гейш».
Мне казалось, что я влетел в мир
Это единственная мысль, которая приходила мне в голову.
(Помните садистскую шутку из детства — что такое «плюх, плюх, п-ш-ш-ш»? Это двух младенцев уронили в ванну с кислотой.)
Я отказывался расточать свои ощущения. Я закрыл глаза и стал слушать, как поскрипывают стены и пол.