- Касательно чего? - задает вопрос. 

Я давлю желание пожать плечами. Касательно всего. Я дезориентирована полностью, не знаю, что делать. Действительно привыкла, что кто-то решает за меня. И своим вопросом эгоистично пытаюсь спихнуть поиск ответа на Стаса. С другой стороны, это он сюда меня притащил, он устроил скандал на съемной квартире. 

Стас откладывает вилку, устало потирает лоб. 

- Для начала нам необходимо все-таки поговорить. Нормально. Насколько это возможно.

- А потом?

Мы встречаемся взглядами, в глазах Стаса мелькает усталая растерянность. Кажется, он и сам дезориентирован не меньше моего. 

- Потом будет потом.

Молча мы едим, Стас наливает чай, ставит передо мной чашку, сам возвращается на свое место. Я перебираю пальцы, глядя на них. Наступившая тишина через несколько секунд начинает давить на плечи, заставляя меня в прямом смысле съеживаться.

- Когда ты ко мне домой приходила? - слышу наконец вопрос. 

Сглатываю, перед глазами внезапно проносятся хаотичные картинки квартиры, смазанные, как я и видела их тогда, заплаканная и испуганная. 

- Я не помню точно. Дней через пять.

Поднимаю на Стаса глаза, он хмурится, словно откручивает на быстрой скорости назад пленку памяти, чтобы точно вспомнить тот самый день. И конечно, не сможет, теперь я уверена: тогда он был в больнице без сознания.

Стас, видимо, и сам это понимает, кивает, не глядя на меня.

- Я хотел сделать тебе больно, - глухо произносит, и внутренности сжимаются так, словно меня с двух сторон приплющило бетонными плитами. Пальцы начинают дрожать, и мне остается только радоваться, что я сейчас не держу в руках чашку с горячим чаем. 

Поднимаю на Стаса глаза, он встает, берет со столешницы пачку с сигаретами, закуривает возле окна, за которым уже сгустились плотные сумерки.

- Я знаю, что не создавал впечатления хорошего парня, да я им и не был. - Стас выдыхает прямо в белоснежную занавеску. - Допускал, что твоя подруга могла наговорить что-нибудь. Она ведь спала с Пашкой, а он то еще трепло. Просто рядом с тобой… - он быстро затягивается, я закусываю губу. - Мне почему-то хотелось быть лучше, чем я есть.

Снова тишина, я давлю подступающие слезы. Кажется невероятным, что я слышу подобное. Привыкла за восемь лет совсем к другим характеристикам в свой адрес.

- Ты казалась настоящей, - продолжает Стас, туша окурок в пепельнице, стоящей на подоконнике. - Зашуганной, конечно, но такой светлой, чистой. Ты была другой, я понял это сразу, как только увидел тебя возле клуба. Я даже не понял, как решение замутить с тобой переросло в патологическую потребность находиться рядом, касаться, любить тебя. Я старался давить в себе плохое, но ты безошибочно каким-то образом постоянно видела его. Вытаскивала наружу, давила на болевые точки: мою зависимость от отцовских денег, общую несостоятельность, несерьезность. - Он замолкает, а я нервно сглатываю, глядя на него. Наши взгляды встречаются. - И конечно, случайные половые связи. Все это было во мне, и с твоим появлением никуда не делось, просто я давил это, как мог.

В желудке становится неприятно, дрожь бежит по пищеводу, я с трудом спрашиваю:

- Так у вас с Катей что-то было тогда, в доме?