Пока мать Софии наслаждалась судьбоносным моментом, ее отец сидел, закрывшись у себя в кабинете. Старый солдат всегда знал, как вести себя на поле брани, но не представлял, что ему делать теперь. Он был возмущен тем, что его не пригласили, однако хотел поддержать свою дочь. Ему претила мысль о том, что ее заставят сменить веру, и он с трудом мирился с тем, что Софию увозят так далеко от дома в нестабильную в политическом смысле Россию. Наконец, несмотря на все эти волнения и сомнения, добрый старый солдат понял: у него не осталось выбора, он должен послушаться свою жену и подчиниться приказу короля Фридриха II. Он запер дверь кабинета на ключ и принялся сочинять поучительные советы дочери о том, как вести себя при русском дворе:
«В присутствии императрицы, Ее Величества, выказывай особое почтение великому князю [Петру, ее будущему мужу], относись к нему как к своему владыке, отцу и суверену; кроме того при первой же возможности стремись завоевать заботой и нежностью его доверие и любовь. Твой повелитель и его воля должны стоять выше всех сокровищ и мирских радостей, и ничем ты не должна вызывать его неудовольствие».
Через три дня Иоганна уже отчитывалась перед Фридрихом: «Князь, мой муж, дал письменное согласие. Путешествие, которое представляется весьма опасным в это время года, не пугает меня. Я приняла решение и твердо уверена: что бы ни случилось, все в руках Божьих».
Князь Христиан был не единственным членом цербстского семейства, чья роль в этом важном предприятии оказалась сугубо второстепенной. Пока Иоганна читала и писала, раздавала приказания и примеряла наряды, София осталась совершенно забытой и заброшенной. Полученные деньги пошли на гардероб ее матери: дочери не досталось ничего. Гардероб Софии, если так можно выразиться, ее приданое состояло из трех старых платьев, дюжины сорочек, нескольких пар чулок и нескольких платков. Ее свадебное постельное белье было сшито из старых простыней матери. Все ее вещи заняли лишь половину маленького сундука, который легко могла бы унести с собой деревенская девушка, если бы ей предстояло выйти замуж за парня из соседнего села.
София уже знала о случившемся. Она мельком взглянула на письмо Брюммера и увидела, что оно пришло из России. Когда мать открывала его, она успела прочитать слова: «вместе с принцессой, вашей старшей дочерью». Последовавшая за этим возбужденная и радостная реакция матери и то, как, перешептываясь о чем-то, ее родители удалились, убедили ее в том, что письмо касалось ее будущего. София знала, как важно выйти замуж, и помнила, в какое волнение пришла ее мать четыре года назад, познакомившись с маленьким герцогом Петером Ульрихом; кроме того, ей было известно, что ее портрет отправили в Россию. Наконец, не в силах больше сдерживать любопытство, она обратилась с вопросом к своей матери. Иоганна рассказала о содержании писем, а также посвятила ее в некоторые детали. «Она сказала мне, – писала позже Екатерина, – что риск велик, учитывая непростую ситуацию в стране. Я ответила, что Господь обеспечит стабильность, если такова его воля, и что у меня хватит мужества взглянуть опасности в лицо, однако сердце подсказывает мне, что все будет хорошо». Вопрос, так сильно мучивший ее отца и касавшийся смены веры, не особенно тревожил Софию. Ее отношение к религии, как в этом уже убедился пастор Вагнер, было вполне прагматичным.
Всю последнюю неделю, которую она провела в родительском доме, София не сообщала Бабетте Кардель о своем предстоящем отъезде. Родители запретили ей упоминать об этом; они лишь сказали, что вместе с дочерью покидают Цербст, чтобы совершить ежегодную поездку в Берлин. Бабетта, хорошо изучившая характер своей ученицы, видела, что от нее что-то скрывают. Но ученица, со слезами на глазах прощаясь с любимой учительницей, так и не сказала ей правды. Они больше никогда не увиделись.
10 января 1744 года мать, отец и дочь сели в карету и поехали в Берлин, где должны были встретиться с королем Фридрихом. Теперь София испытывала такое же нетерпение, как и ее мать. Это был тот самый побег, о котором она мечтала, ее первый шаг на пути к блестящей судьбе. Она покидала Цербст и направлялась в прусскую столицу без горечи и сожаления. София поцеловала своего девятилетнего брата Фридриха (Вильгельм – брат, которого она ненавидела, – к тому времени уже умер) и младшую сестру Елизавету. Ее дядя, Георг Людвиг, которого она когда-то целовала и обещала стать его женой, был к тому времени уже забыт. Когда карета выехала за городские ворота на почтовую дорогу, София ни разу не оглянулась. В следующие более чем пятьдесят лет она так и не вернется сюда.
3
Фридрих II и путешествие в Россию
Когда за три с половиной года до приезда Софии и ее родителей в Берлин двадцативосьмилетний Фридрих II занял прусский трон, Европа представляла собой настоящий клубок интриг и противоречий. Новый монарх обладал просвещенным умом, неуемной энергией, политической проницательностью и выдающимися, хотя на тот момент еще и не успевшими проявиться, способностями полководца. Когда этот задумчивый любитель философии, литературы и искусства и вместе с тем суровый сторонник государственного устройства по Макиавелли взошел на трон, его маленькое королевство уже было готово к серьезным военным завоеваниям, чтобы расширить свои границы и оставить след в истории Европы. Фридриху лишь оставалось отдать приказ и двинуться в поход.
Ни Европа, ни Пруссия не ожидали подобного. В детстве Фридрих был мечтательным, слабым ребенком, которого отец – король Фридрих Вильгельм I – часто порол за недостаток мужественности. Подростком он носил длинные волнистые волосы до талии и одевался в украшенные вышивкой бархатные камзолы. Он читал французских писателей, сочинял стихи на французском и исполнял камерную музыку на скрипке, клавесине и флейте. (Игра на флейте стала его увлечением на всю жизнь, он написал более сотни сонат и концертов для флейты.) В двадцать пять он смирился со своей судьбой, стал королем и взял командование над пехотным полком. 31 мая 1740 года он стал Фридрихом II, королем Пруссии. Фридрих не отличался запоминающейся внешностью – при росте пять футов семь дюймов он имел вытянутое лицо, высокий лоб и большие голубые глаза немного навыкате, но ни для кого из окружающих и уж тем более для самого Фридриха это не имело значения. У него не оставалось времени для красивых одежд и прочей безделицы, не было даже формальной коронации. Через шесть месяцев Фридрих неожиданно вверг свое королевство в войну.
Фридрих Прусский унаследовал маленькое государство, расположенное на разрозненных территориях от Рейна до Балтики, с немногочисленным населением и скудными природными ресурсами. В центре находилось курфюршество Бранденбургское, столицей которого был Берлин. На востоке располагалась Восточная Пруссия, отделенная от Бранденбурга землями, принадлежавшими королевству Польскому. На западе было несколько независимых анклавов на Рейне, в Вестфалии, Восточной Фризии и у побережья Северного моря. Но если отсутствие территориальной целостности являлось слабой стороной государства, то имелось у Фридриха и серьезное преимущество. Прусская армия и все ее солдаты до единого считались самыми лучшими в Европе. Восемьдесят три тысячи прекрасно натренированных, профессиональных солдат и кадровых офицеров, а также арсенал самого современного вооружения. Фридрих хотел противопоставить географической разрозненности своей страны несокрушимую военную мощь Пруссии.
Вскоре ему представился благоприятный случай. 20 октября 1740 года через пять месяцев после восхождения Фридриха на прусский трон неожиданно умер император Священной Римской империи Карл VI Австрийский. Карл был последним представителем Габсбургов по мужской линии. У него осталось две дочери, и старшая, Мария Терезия, претендовала на австрийский трон. Фридрих решил воспользоваться этим шансом и немедленно созвал своих генералов. К 28 октября он намеревался захватить провинцию Силезию – одно из богатейших габсбургских владений. Он выдвинул довольно веский аргумент: его собственная армия была готова к войне, в то время как оставшаяся без монарха Австрия оказалась слаба и на грани финансового разорения. Все прочие доводы Фридрих отринул: тот факт, что он торжественно поклялся признать власть Марии Терезии над всеми габсбургскими владениями, не остановил его. Позже, в «Истории моего времени», он искренне признавался, что «амбиции, возможность достичь цели, желание утвердить свою репутацию сыграли решающую роль, и эта война была неизбежной». Он выбрал Силезию, поскольку она была богата в сельскохозяйственном и индустриальном плане, а ее население, которое преимущественно состояло из протестантов, могло значительно укрепить его маленькое королевство.
16 декабря под промозглым, холодным дождем Фридрих повел тридцать две тысячи своих солдат к границе Силезии. Он практически не встретил сопротивления, кампания больше напоминала оккупацию, чем вторжение. К концу января Фридрих вернулся в Берлин. Однако планируя этот поход, молодой король не учел одного важного момента: характера женщины, которую он сделал своим врагом. Мария Терезия, эрцгерцогиня Австрии и королева Венгрии, имела обманчивую кукольную внешность, голубые глаза и золотистые волосы. В напряженных ситуациях она сохраняла невозмутимое спокойствие, которое некоторые принимали за проявление глупости. Но они заблуждались. Мария Терезия обладала умом, отвагой и силой воли. Когда Фридрих напал и захватил Силезию, в Вене все были буквально парализованы от неожиданности, все, кроме Марии Терезии. Несмотря на то что женщина находилась на позднем сроке беременности, она отреагировала на случившееся бурно и яростно. Мария Терезия собрала деньги, мобилизовала армию и вдохновила своих подданных. В то же самое время она произвела на свет будущего императора Иосифа II. Фридрих был поражен – эта молодая неопытная женщина проявила упорство и отказалась отдавать отнятую у нее провинцию. Еще больше он удивился, когда в апреле австрийская армия, преодолев горы Богемии, снова вошла в Силезию. Прусская армия опять одержала победу над австрийцами, и в результате подписанного впоследствии перемирия Фридрих сохранил за собой Силезию с ее четырнадцатью тысячами милей плодородных фермерских земель, богатыми угольными месторождениями, процветающими городами и населением в 1 500 000 человек, большую часть которых составляли немецкие протестанты. Теперь, в дополнение к подданным, которых Фридрих унаследовал от своего отца, население Пруссии увеличилось до четырех миллионов. Но эти завоевания дорого обошлись ему. Мария Терезия объявила борьбу за габсбургское наследство своим священным долгом. Агрессивная военная политика Фридриха сделала его врагом Марии Терезии на всю жизнь, а прусско-австрийское противостояние продлилось целое столетие.
Несмотря на победу в Силезии, Фридрих оказался в довольно опасном положении. Пруссия оставалась маленькой страной, ее территория была все такой же фрагментарной, а растущая сила вызывала тревогу у могущественных соседей. Две великие империи, каждая из которых была больше и потенциально сильнее Пруссии, могли стать ее врагами. Одной из таких империй была Австрия, управляемая суровой Марией Терезией. Второй – Россия – обширная империя, располагавшаяся к северу и востоку от Пруссии, которой правила недавно коронованная императрица Елизавета. В такой ситуации для Фридриха стало особенно важным подружиться или по крайней мере соблюсти нейтралитет с Россией. Он помнил, что на смертном одре отец предостерегал его от войны с Россией – она все равно принесет больше потерь, нежели приобретений. Кроме того, Фридрих еще не знал, какие шаги предпримет императрица Елизавета.
Сразу же после того как Елизавета взошла на престол, она поручила решение главных политических вопросов человеку, ненавидевшему Пруссию – новому вице-канцлеру графу Алексею Бестужеву-Рюмину. Бестужев мечтал, чтобы Россия заключила альянс с ведущими морскими державами – Англией и Голландией, а также могущественными государствами Центральной Европы – Австрией, и Саксонией и Польшей. Зная о взглядах Бестужева, Фридрих полагал, что достижению политических соглашений между ним и императрицей мешал только вице-канцлер. Поэтому данную преграду нужно было непременно устранить.
По расчетам Фридриха, некоторые политические хитросплетения можно было сгладить, если он примет участие в поисках невесты для пятнадцатилетнего племянника императрицы, которого она сделала своим наследником. За год до этого прусский посол в Санкт-Петербурге сообщил, что Бестужев пытался убедить императрицу выбрать дочь Августа III, курфюрста Саксонии и короля Польши. Этот брак, если бы он состоялся, мог стать критическим моментом в политике вице-канцлера по созданию альянса против Пруссии. Фридрих вознамерился предотвратить брачный союз с саксонской принцессой. Для этого ему нужна была немецкая принцесса из достаточно знатного рода. Когда императрица Елизавета выбрала Софию, маленькую пешку из княжества Ангальт-Цербстского, Фридриха это устроило как нельзя лучше.
К новому, 1744, году переговоры по этому вопросу достигли критической точки. Настойчивые требования соблюдать секретность и действовать как можно быстрее, изложенные Брюммером в письме Иоганне, а также вновь повторенные в письме Фридриха, были вызваны тем, что Бестужев продолжал давление на императрицу по поводу саксоно-польской принцессы Марианны. Теперь, когда Елизавета выбрала Софию, они с Фридрихом хотели, чтобы гольштейнская принцесса добралась до Санкт-Петербурга как можно скорее. Для Фридриха было важно, чтобы у императрицы не осталось времени изменить свое решение.
Фридрих II хотел поскорее увидеть принцессу из Цербста, чтобы самому оценить, какой прием может быть оказан ей в Санкт-Петербурге. Однако по прибытии в Берлин Иоганна, либо переживая, что София может разочаровать короля в его ожиданиях, либо опасаясь, что Фридрих больше заинтересован в ее дочери, нежели в ней самой, явилась ко двору одна. Когда Фридрих спросил ее о Софии, Иоганна ответила, что ее дочь заболела. На следующий день она снова предоставила такой же ответ. Когда же от нее потребовали объяснений, она сказала, что ее дочь не может явиться ко двору, так как у нее нет соответствующего данному месту наряда. Потеряв терпение, Фридрих приказал немедленно передать Софии платье одной из его сестер.
Когда София наконец-то явилась, Фридрих увидел девушку, которую нельзя было назвать ни красавицей, ни дурнушкой, она была одета в платье, не подходившее ей по размеру, без украшений, с ненапудренными волосами. Робость Софии сменилась удивлением, когда девушка узнала, что именно она, а не ее мать или отец будет сидеть за столом с королем. Вслед за удивлением пришел ужас, когда ее усадили рядом с монархом. Фридрих попытался успокоить девушку. Он говорил с ней, как вспоминала позже Екатерина, «об опере, театре, поэзии, танцах, и я сама уже не помню о чем, но, наверное, о тысяче разных пустяков, о которых говорят с четырнадцатилетней девушкой, чтобы развлечь ее». Наконец, обретя уверенность в себе, София смогла остроумно отвечать и позже с гордостью заметила, что «все придворные с изумлением наблюдали, как король ведет беседу с ребенком». Она произвела на Фридриха приятное впечатление. Когда король попросил ее передать блюдо с вареньем другому гостю, то улыбнулся и сказал этому человеку: «Примите дар из рук самой Любви и Грации». Для Софии этот вечер стал настоящим триумфом. А король Фридрих был совершенно искренне восхищен своей соседкой по обеденному столу. Императрице Елизавете он написал: «Маленькая принцесса из Цербста сочетает свойственные ее возрасту веселость и непринужденность с умом и остроумием, которые удивительно было обнаружить у столь юной особы». София в ту пору являлась всего лишь политической пешкой, но Фридрих знал, что когда-нибудь она сможет сыграть более значительную роль. Ей было четырнадцать, ему – тридцать два, это оказалась первая и единственная встреча двух выдающихся монархов. Оба они впоследствии получили титул «великие». И вокруг них на долгие десятилетия будет сосредоточена история Центральной и Восточной Европы.