Фея привела нас на рыночную площадь, забитую лавками и торговцами будто в воскресный день. Справа и слева от неё возвышались два громадных храма-близнеца. Оба классической прямоугольной формы, длиной под сотню метров и высотой, от которой затекает шея. По заветам греческих архитекторов они со всех сторон окружены внушительными мраморными колоннами. Правый храм посвящён Меркурию, богу путников и коммерции. Его двадцатиметровая золотая статуя со знаменитыми «крылатыми» сандалиями и шлемом стояла рядом и ехидно ухмылялась. Левый — богу земледелия и времени Сатурну.
— Нам направо, — скомандовала Фея. — Ждём, пока с вас сойдут последние дебаффы, и заходим внутрь.
Практичные римляне устроили аукцион по продаже людей прямо под сводами храма Меркурия, рассудив, что бог торговцев не обидится на подобную вольность. Он, похоже, и не обиделся. Судя по количеству богато одетых и довольных жизнью игроков, пришедших сегодня за покупками, кара небесная их не настигла.
— Охренеть! В жизни не видел ничего подобного, — восхищённо произнёс Шарлатан, во все глаза разглядывая великолепие чужой жизни. Он был единственным в цепочке пленников, кто лучился энтузиазмом. Долгая жизнь с клеймом Врага Народа научила его получать удовольствие даже от таких сомнительных ситуаций, лишь бы они вообще были.
— Умерьте восторги, сударь, — с недовольством попросил Цайлингер. Бойцы из фаланги «Ученики Шрёдингера» так и не пришли спасти его. — Нас сейчас будут продавать самым позорным способом, словно негров в Америке.
Не только грек пребывал в крайней степени уныния. Галавант, за которым скоро подойдёт его ищейка, стоял мрачнее тучи. Он бы предпочёл самую тяжёлую работу на каменоломне, лишь бы не возвращаться к своему прежнему хозяину. Я не стала вдаваться в подробности его драмы, но парень до смерти не хотел домой.
— Эй, Гал, — окликнула его. — Ты прежде слышал о подобных аукционах? Нас продадут на плантации, да?
Он качнул головой:
— Не вас с греком. Иностранцы товар пусть не редкий, но всяко эксклюзивнее римлян или финикийцев. Вы можете рассчитывать на что-нибудь поинтереснее грядок с оливковыми деревьями. Но особо не обольщайтесь. В Республике с рабами не церемонятся даже живые игроки. У вас в Кемете тоже есть нечто подобное. В таком времени живём — купить раба как за хлебушком сходить.
Я передёрнула плечами от омерзения. Помнится, совсем недавно сидела на берегу Нила и сочувствовала несчастным рабам, бредущим навстречу печальной судьбе, а теперь сама без пяти минут чья-то вещь. Одно успокаивало — всё это происходит не взаправду, это игра, и я в любой момент могу снять шлем. А ещё здесь ничего не длится слишком долго и всегда можно найти приемлемый способ выбраться. Не буду делать из обстоятельств трагедию вселенского масштаба. В жизни и похлеще ситуации встречаются, правда?
— Неплохо бы попасть в чей-нибудь особняк учительницей египетского языка для детей патрициев(9). Думаю, я бы сумела сбежать уже на следующий день.
— Ты девчонка, причём симпотной экзотической внешности, таких обычно покупают в наложницы или бордели, — нахально ухмыльнулся Шарлатан.
Думает, я забьюсь в истерике от перспективы насильно угодить к развратникам? А вот хрен ему, обломается веселье. У меня иммунитет на скабрезности в его исполнении.
— Считаешь меня настолько красивой?
— На любителя. Так-то я предпочитаю либо страшно жирных, либо супер худых, серединка на половинку идут лесом, но ты ничё так, с пивком потянешь. Кстати, пива здесь хоть залейся, угости и я весь твой.
— Спасибо, не надо. — Похоже, я поторопилась с заявленным иммунитетом. — В любом случае, — продолжила чопорным тоном, — в игре нельзя заставить заниматься проституцией против воли. Насилие над личностью запрещено во всех играх полного присутствия. Это было в лицензионном соглашении.
— Ты его читала?
— Текст нельзя перемотать при первом запуске игры.
— Как будто физическое ограничение свободы не насилие над личностью, — презрительно фыркнул Цайлингер. — Я обеими руками за аутентичность эпохи, но такое правдоподобное рабство уже чересчур. Унизительно! Народ, порабощающий другой народ, куёт свои собственные цепи. Это ещё Карл Маркс сказал.