— Звучит как угроза! Придётся предоставлять! — Рубари вздохнул и ушёл наверх. Видимо, искать инструменты.
Позорный день, когда автоматоны оказались умнее меня, подходил к концу… И мне ещё предстояло доказать, что я всё-таки умнее этих древних железяк. Иначе доверие ко мне в коллективе скоро начнёт падать. А папир был такой приятный на ощупь… Так не хотелось его терять…
Глава 45
Утро началось со вскрытия. Вскрытия металлического тела механического человекоподобного робота. В смысле, автоматона. Старого — можно сказать, древнего, а ещё безжалостно поломанного временем и добитого Араэле. И самое неприятное, что это был именно он — автоматон.
Я экспериментировал со словами — так вот, слова «автомат», «автоматический» и «автоматон» встроенным переводчиком почему-то переводились по-разному. Я долго вспоминал, что такое автоматоны — и даже выудил из памяти, что и вправду в девятнадцатом веке было что-то такое…
В общем, этот убиенный Араэле робот был вовсе не роботом, а автоматоном. Внутри него находилось устройство, напоминающее сердце, а в этом псевдосердце всё ещё теплилась жизнь — огненный логос, сжатый до непотребного состояния. Этот логос по тонким металлическим трубам когда-то гонял пар, который и приводил в движение весь механизм. Рассматривая внутреннее устройство автоматона, сложно было не восхититься мастерством тех, кто его создал.
Тончайшая работа приводов усиливалась целыми цепочками логосов, а каждая деталь была укреплена, по всей видимости, тоже логосами. Иначе почему ещё они выглядели местами как новенькие? Нет, можно было предположить, что где-то на территории города до сих пор работает автоматический завод и автоматические шахты, но вот это было бы совсем из разряда фантастики.
Однако самое интересное древние создатели зашили в том месте, где у людей находятся кишки — это были программы. Каждая программа, по которой действовал автоматон, была одной катушкой ленты из тонких механических пластин, скреплённых миниатюрными же гибкими сочленениями. И таких катушек было три. При желании можно было достать одну из катушек и заменить её другой. В ленте были пробиты дырки. Я такое видел на древних перфокартах. Вот только тут перфокарта в развёрнутом состоянии была длиною в пять метров…
Действующая программа крутилась, а по ней ползли десятки тончайших молоточков — тоньше, чем на пишущей машинке. Попадая в углубление, эти молоточки ослабляли тянущуюся к ним струну. И каждая ослабленная струна запускала в механизме то или иное действие. Даже если дёрнуть струну вручную, можно было заставить нефункционирующее тело двигать руками и ногами.
Однако ещё интереснее была та часть, что располагалась в голове — буквально исписанная логосами коробка с каким-то механизмом. Из этой коробки, собственно, и выходили глаза автоматона. Её потрошение дало мне простое и несколько глупое знание — эта коробка позволяла выбирать ту программу, которой необходимо было подчиниться автоматону. Свет проникал внутрь через окуляры глаз, создавая на стенке картинку из света и теней. Там, где была тень — загорались одни маленькие логосы, а там, где возникал свет — другие. Сочетание этих логосов приводило в действие ещё одно устройство, которое и переставляло катушку программ, подходящую под «увиденное».
Внутри автоматона был встроен механизм поворота при столкновении с препятствием — причём, как я понял, потом автоматон всё равно возвращался на заданную траекторию. Во всяком случае, именно так я определил назначение механизма. Я с удивлением копался во внутренностях старой железяки, понимая, что это не просто механическая игрушка — это настоящее произведение искусства. И вот такими произведениями искусства просто-напросто забит город!..
— Ничего не понятно! — заметил Кесан, разглядывая дорожки логосов. — Какие-то я знаю, какие-то с трудом узнаю… Или хотя бы догадываюсь, что они делают… Но могу только повторить, что всё это полная бессмыслица. Все эти логосы не могут заставить машину думать и осмысленно двигаться!..
— Я вот смотрю на нашего капитана и понимаю, что у него на этот счёт иное мнение, — засмеялась наблюдавшая за процессом Араэле. Впрочем, вокруг меня на «вскрытии» столпились все члены экспедиции. — Фант, поделишься?
— Я половину даже объяснить не могу, — проговорил я, подбирая слова. — Однако этот автоматон и не думал что-то делать осмысленно. У него есть три программы…
— Чё? — переспросил Рубари.
— А что не так? — удивился я.
— Программа — это основополагающие законы людей, — пояснила Араэле. — Они появились во времена второй терранской цивилизации. Сохранилось их совсем немного, и они уже легли в основу законов современного общества.
— Сл-д-вать пр-гр-ммам — зн-чит, б-ть з-к-н-п-сл-шным, — пояснил мне Рубари.
— Да… У нас в яслях образование слов несколько отличалось, — несколько удивлённо проговорил я. — В общем, у автоматонов три последовательности действий, которые они могут совершать. Все они записаны на катушках. Вот на этих. Какая из катушек будет запущена, зависит от логосов и вот от этого механизма в голове, который соединён с окулярами. Все движения совершались с помощью вот этого «сердца», в котором раньше был пар. Давление пара и вызывало движение механических рук и ног.