Эту главу можно было бы назвать «Возвращение». Всё-таки человек вернулся из жизни закрытой, невыносимой, запредельной в жизнь новую, гармоничную, решительно поменявшуюся. Вопрос: какую именно? Про заводскую — рассказ особый. А вот насколько он, Стрельцов, так уж был ожидаем футбольным народом всей страны?

Пять лет — много. Пионеры школу окончили. Мамы средних лет стали бабушками. А их маленькие девчушки, что альбомы с ликом Эдуарда клеили, обзавелись собственным потомством.

При этом посмотреть на футбольном поле у нас в 60-е и так было на кого. Тот же партнёр Стрельцова по клубу и сборной Валентин Иванов не только отметился на Кубке Европы и стал, наряду ещё с пятью нападающими, лучшим бомбардиром чемпионата мира в Чили, но и, что важнее, безусловно подтвердил лидерство в изумительном «Торпедо»-60. Где успел заблистать и один из лучших отечественных хавбеков всех времён Валерий Воронин. А Слава Метревели вынужденно, ввиду ухода из команды старшего тренера В. А. Маслова, оставив Москву, радовал глаз в Тбилиси не одной местной публики. Которая и до той поры потрясалась неповторимым мастерством Михаила Месхи, нашенского Гарринчи (грузин, правда, слева играл), оставлявшего раз за разом защитников в неудобном положении. При этом К. И. Бесков мог предпочесть двум вышеупомянутым виртуозам в составе сборной исключительно трудолюбивых и быстрых Галимзяна Хусаинова из «Спартака» и московского динамовца Игоря Численко.

Так что же, советский народ был способен обойтись и без Стрельцова? Как посмотреть. Вот шёл же в Ленинграде у Товстоногова спектакль «Идиот». И без появления И. М. Смоктуновского зрители оставались довольны. Однако с Иннокентием Михайловичем — выходило что-то невообразимое. Ну так и советское первенство к 65-му обретёт своего Смоктуновского.

До чего при данной ситуации придётся ещё двигаться и двигаться. Потому что в «Волгу», где сердечно примут Эдуарда после освобождения, нам бросаться ещё рановато. Время вернуться к ЗИЛу.

Несомненно, завод в 1958 году не сделал всего необходимого. Да, было в распоряжении защиты письмо заслуженных автозаводцев. Но непосредственное руководство предприятия союзного значения основательно запугали. Как и чем — не столь важно. Серьёзнее иное. Чтобы вернуть Стрельцова, необходим был кто-то из начальников следующего поколения.

Родившийся в 1932 году Аркадий Иванович Вольский лишь на первый взгляд смотрится обычным номенклатурщиком, успешно сделавшим отменную карьеру. В действительности этот белорус, искренне полюбивший Москву, являлся подлинным «шестидесятником». Такое понятие ведь не связано исключительно с музыкой, поэзией, театром или кино. Та эпоха навсегда определила: специальность, должность, происхождение, бедность или богатство — вторичны. Первична сама личность.

Вольский окончил Московский институт стали и сплавов. На ЗИЛе начинал помощником мастера. И его дальнейший карьерный рост не был связан ни исключительно с комсомольско-партийными делами, ни только лишь с производственными достижениями. Безусловно, профессионализм — то, без чего никому о себе заявить не удастся. И безграмотного инженера автозаводский народ отправил бы куда-либо доучиваться. Однако нельзя сбрасывать со счетов и умение вполне толкового специалиста работать с «личным составом». А то, что к двадцати восьми годам он занимает уже упомянутое место парторга ЦК на ЗИЛе, — звучит вообще необыкновенным образом по тем временам. Это уж оценка не только снизу, но и сверху.

Книга Э. Г. Максимовского «Кто заказал Стрельцова?» открывается несколькими предисловиями. У Аркадия Ивановича получилось три с небольшим страницы, настолько ёмких и информативных, что возвращаться к ним придётся часто. Итак:

«После первых двух лет отсидки началась борьба за его освобождение. (Выходит, «непрерывно бороться» стали с лета 1960 года. — В. Г.). Завод страшно переживал эту историю. И, знаете ли, ни одна моя встреча с рабочими — а я быт начальником литейного цеха на ЗИЛе, затем секретарём парткома, — не обходилась без вопроса о Стрельцове. “Ты нам не рассказывай... Когда Стрельцов выйдет?..” Для людей это было главным».

Народ переживает. Редчайший момент наблюдается: единство чиновника (советская специфика ничего не умаляет) и трудящихся. Такое вообще необычайно редко. Взаимное недопонимание властных структур и всех остальных существовало всегда.

А тут случился форменный «прорыв». И «ты нам не рассказывай» — лишь подтверждает то, что Вольский пытался донести до подчинённых нечто необходимое по должностному расписанию. Народ же — не забывая, естественно, о насущном, без чего не проживёшь, — упрямо твердит одно: «Как там Стрельцов? Когда выйдет?»

И в какой-то момент молодой парторг, сам, без преувеличения, обожавший большого футбольного мастера, окончательно проникается простым и ясным вопросом, связавшим его с людьми.

Конечно, нельзя забывать про особенности «зиловской демократии». Не ко всем начальникам, если брать ту же Москву 60-х, можно было обратиться на «ты». Однако исключительность ситуации волнует до сих пор. Выходит, мы получаем новое подтверждение постулата о роли личности в истории. В самом-то деле, Стрельцов в одиночку собирает представителей родного завода, которые ввиду иерархической специфики не так чтобы очень здорово взаимодействовали до того друг с другом. А тут вдруг выяснилось, что автозаводцы вместе — большая и добрая сила.