– Придется лететь в Оморон за настройщиком, – в голосе Инзы сквозила нешуточная тревога, и Питер напрягся, – наш-то давно сдох. Не пользуемся совсем.

– Думаешь, сработает… на таком, как он?

– Должен. Человек ведь, не какой-нибудь хорек. Ну как ты мог забыть о дезинфекции, а? И я тоже хороша. Когда ты про камеру говорил, не вспомнила даже…

Голос Полуликого звучал тихо и ужасно виновато.

– Прошел вызов от Главной. Я побоялся, что они увидят его и…

– И отправил прямиком в камеру, – удрученно закончила Инза, – а мы кресла туда уже сто лет не возвращали – конечно, сразу дезинфекция стартовала. Ох, божечки-кошечки! Ну что за наказание, все наперекосяк!

– Прости.

– Опять ты за свое! Короче, я в Оморон, – судя по звукам, Инза направилась к двери, – он пусть пока тут полежит. Присмотришь за ним и, если что, Главная его не увидит. Это же Тайрон их науськал, да?.. Ну я так и знала! Ему бы Ищейкой быть, а не Наблюдателем… ладно. Твоя доисторическая пластинка у тебя? Ага, ну будем на связи.

Прошуршала, задвигаясь, дверь и воцарилась тишина.

Питер лежал, ни жив ни мертв. Мышцы подергивали мелкие, болезненные судороги. Хотелось повернуться на бок и свернуться клубком.

Он услышал шаги и скрип стула и открыл глаза, забыв, что хотел и дальше притворяться бесчувственным.

Полуликий сидел за столом, подперев пальцами виски, словно мучимый головной болью. Бледная кожа рук казалась полупрозрачной, пальцы длинные, с отчетливыми суставами. Узкие рукава нижнего черного одеяния плотно облегали точеные запястья. В комнате царил полумрак, лишь на столе что-то мягко светилось, и тонкий профиль Полуликого словно мерцал в этом призрачном свете.

Он вздохнул и устало потер глаза основаниями ладоней; это был такой простой, естественный жест, что Питер невольно улыбнулся… и тут правую икру пронзила такая боль, что он рывком сел и вцепился в ногу, позабыв о всяком притворстве.

Полуликий обернулся, но Питер не обращал на него внимания. Мышцу скручивало судорогой, все сильнее и сильнее, он отчаянно пытался потянуть носок на себя – сапоги с него успели стащить, как и куртку – но судорога захватывала и стопу, безжалостно выгибая ее под немыслимым углом.

Перед глазами темнело, впору было заорать – и тут ладонь Полуликого мягко коснулась его груди и опрокинула навзничь. Питер инстинктивно снова потянулся к ноге, но ею уже завладели уверенные руки. Сильные пальцы, скользнув по голени, казалось, погрузились прямо в мышцу, и Питер все-таки вскрикнул… но боль тут же разомкнула челюсти, став вполне терпимой.

Мучившие Питера пальцы тоже стали нежнее, они мягко поглаживали ноющую мышцу, словно уговаривали ее потерпеть. Питер тяжело дышал, принимая эти прикосновения. Он не думал ни о чем, просто наслаждался освобождением от адской боли. Наконец кое-как приподнялся на локтях и вытер пот со лба.

– Спасибо. Вот это скрутило, так скрутило…

Как только он заговорил, Полуликий тут же убрал руки, встал и отошел обратно к столу.

– Ты… не должен меня благодарить, – тихо произнес он, стоя спиной к Питеру.

– Почему же?