– Видишь ли, Витя… – Яна быстро переглянулась с Ильинским. – Мы не хотим лишний раз рисковать. Мало ли что. Ты не мог бы сам встретиться с дядей Володей, обговорить все, а мы бы уже отправились напрямую на встречу с человеком из посольства или с кем-то, кто поможет нам уйти за рубеж. Что скажешь?

Я немного подумал для вида, покачал головой, вздохнул и сказал:

– Ну что ж. Не останавливаться же теперь на полпути. Давай номер телефона этого дяди, или как его там. Я позвоню.

– Отлично! – воскликнула Яна. – Вот, сейчас, я запишу… Савва, быстренько, найди мне карандаш и бумагу какую-нибудь чистую, если есть такая…

– Но имей в виду, – предупредил я. – Ты мне обещала, что, когда все закончится, освободишь моих друзей, так ведь?

– Непременно! Обязательно, обязательно освободим! – заверила Яна с тем энтузиазмом, с которым представившийся режиссером прохвост обещает первокурснице главную роль, уже готовясь залезть к ней под лифчик и выключить свет.

– А что насчет меня? – не унимался я. – Мне, знаешь ли, тоже выговором не отделаться. Как со мной быть?

– Ой, Адамов, – отмахнулась Яна. – Это вообще пустяки. Не бери в голову даже. Когда все закончится, я тебе расскажу как-нибудь, какие мне приходилось проблемы решать, а твой вопрос – это так, семечки.

Она взяла черный восковой карандаш и старательно переписала на альбомный листок два номера.

– Вот. Первый – это рабочий, а второй – домашний. Точнее, это телефон гостиницы, он в «Советской» сейчас живет, там вот добавочный приписан, чтобы с номером соединили.

Я взял листок, сложил вчетверо, засунул в карман и поднялся.

– Куда это ты? – удивилась Яна.

– По делам, – ответил я и надел кепку. – Свяжемся, когда будет повод.

И пошел к двери.

– Витя, спасибо! – крикнула вслед Яна. – Мы будем ждать! Кстати, отлично выглядишь!

Я уже почти закрыл за собой дверь, но успел услышать, как она негромко сказала Ильинскому:

– Ну вот, а ты говорил, не простит…

…Я прошел пару кварталов в сторону метро и спустился по лестнице подземного перехода в прохладные лабиринты знаменитого «Выборгского тоннеля»: несколько сот метров пустынных коридоров, облицованных белой плиткой и освещенных бледно-желтым мертвенным светом, таких запутанных, что местные конспирологи немедленно после открытия тоннеля предположили, будто это сделано на тот случай, чтобы вражеские солдаты заплутали, дойди дело до войны и вторжения в коммуникации метро и бомбоубежищ.

Я словно снова оказался в закулисье или на заброшенной космической станции, как их обычно изображают в кино. Шаги отзывались в пустоте тревожным эхом. Где-то пощелкивала, мигая, лампа. Я прошел через пару квадратных арок и поворотов, нашел висящий на стене телефон-автомат и снял трубку. Еще раз быстро прокрутил в голове: «опытнейший сотрудник», как характеризовал его Кардинал, дядя Володя, приставленный Жваловым к Гуревичу; звонок Ильинского; несчастная Галя Скобейда и Исаев, убитые в Сосновке при передаче черновиков исследования универсальной бинарной волны; сожженные письма, пропавшая подруга детства, пистолет «Вальтер»… Что ж, похоже пешка, решившаяся на игру по своим правилам, готова была сделать ход сразу через два поля.

В трубке гудел непрерывный сигнал. Чувствуя себя несколько глупо, я подождал немного и произнес: