— Тупицы! Господь, всемогущий, какие же все они тупицы! — он расхохотался, но тут же одернул себя, его могли услышать. Он на протяжении стольких лет прикидывался деревенским простачком, фанатом слова божьего, невинным одуванчиком, но внутри, его распирало от желания уничтожить кого-нибудь. Не просто какое-то депрессивное состояние, в период которого тебе ненавистен весь мир и каждый встречающийся на пути человек, а маниакальная нужда поглотить чью-то жизнь, пробраться в душу человека, поселить в ней симпатию и самым неожиданнейшим образом — разрушить мир человека.
Гарри спустился по лестнице и замер посреди гостиной, виноватым взглядом уткнувшись в дожидавшуюся его девушку. Она красива и точно знает об этом, но весь ее образ, такой сильный и независимый, лишен одной незримой детали: смотря на эту молодую девушку, словно рассматриваешь прекрасные золотые часы, выполненные в утонченном готическом стиле — они прекрасны — но стрелки их стоят на месте. От тайны окутавшей незнакомку, Гарри захотелось еще сильнее проникнуть в глубины ее сущности, покопаться там, скрупулезно рассмотреть каждую деталь, заглянуть во все потайные шкафчики, где она прячет секреты и страхи. Ему впервые за долгое время будет интересно разрушать ее, применяя свою методику…. Ох уж эта методика Мистера Гарри! Если бы только богобоязненные прихожане — эти овцы что следуют за ним — узнали о степени его жестокости и мере дозволенности, они бы прозвали его сатаной! Дьяволом… Может быть дьяволом Гарри?
— Мне так жаль мисс… — он изобразил растерянность, драматично приложив ладонь ко лбу.
— Анна. — она поднялась, слегка придерживаясь за спинку кресла, возможно ее самочувствие ухудшилось.
В подходящий для Гарри момент.
— Линия отключена. Могу я еще что-нибудь сделать для вас? — она отрицательно замотала головой, бросив потерянный взгляд на выход.
— Может быть стакан воды?
— Нет, спасибо… — главным было не давить, жертва должна поверить, что все контролирует, убедить себя — это она здесь принимает решения.
Анна направилась к парадной двери, вялой, неуверенной походкой, а Гарри осторожно, не желая ее напугать, крался позади.
— Знаете, думаю, я бы выпила стакан воды, на улице так жарко… И я чувствую себя не очень хорошо. — девушка развернулась и обессилено прижалась спиной к стене, измученно закрыв глаза.
Вот оно! Она сама забралась в его скрытую ловушку, и полностью уверенна в том, что находится в идеальной безопасности. Она готова «пить, и есть из его рук», нужно только грамотно доиграть свою роль и в нужный момент обличить себя.
Гарри оставил ее одну, пройдя на кухню за водой. Здесь всегда имелась заначка «Ксанакса», превысив дозу которого, он окунет девушку в незабываемый мир сновидений, а вот когда она проснется…
Несколько таблеток без вкуса и запаха, растворились в кристально чистой воде. По привычке, от которой никак не мог избавиться, Гарри поднес стакан к носу и еще раз убедился в том, что всякий запах отсутствует, и жертва ничего не заподозрит.
Он не особо любил эту процедуру с «отключкой», ему больше нравилось, когда жертва в сознании и может наблюдать за всем, что он с ней делает. Например, дети… О, это его излюбленное лакомство! Они всегда точно знают, что с ними происходит, что-то ужасное, нестандартное. И видеть это в их глазам… самое вкусное, во всей игре.
Дети вообще идеальные жертвы, испугавшись очень сильно, они просто впадают в ступор, а если убедить их, применив правильные слова, они никогда не раскроют рта.
Гарри словно извиняясь, вышел к девушке, опустив глаза и отстраненно держа в руках стакан с холодной водой. И тут он обомлел — может быть даже впервые за всю свою жизнь — просто замер на месте, смотря на девушку перед собой. В руках она держала револьвер — его револьвер, спрятанный в одном из фарфоровых сундучков на каминной полке. Она отыскала тайник, о котором он и сам почти забыл.
— Думаешь, я сразу не догадалась, кто ты есть на самом деле, ублюдок!?
Тиффани Пирс посмотрела на свое грустное отражение в зеркале и измученно улыбнулась самой себе, пытаясь обмануть тоску. Она выдавила из тюбика еще немного тонального крема и повторно распределила его по коже. Затем во второй раз нанесла румяна, подвела ресницы. Что бы она ни делала, все равно казалась себе слишком бледной, лишенной внутреннего света. Собственное «я», смотрящее на нее в зеркале — словно неудачная работа талантливого, но потерявшего вдохновение художника — все сильнее начинало раздражать. Внутри нее, будто болезненный плод, начинала шевелиться апатия, гнетущее ощущение неизбежности какой-то мифической катастрофы. Тиффани попыталась разобраться в себе, провести психоанализ и придти к выводу о том, что же все-таки заставляет ее чувствовать себя такой подавленной. Главное — это, безусловно, ссора с Джонни, не стандартным, но таким потрясающим, лучшим другом. Далее она попыталась искупить свою ошибку, помогая Джонни отомстить ее бывшей однокласснице, которая самой Тиффани ничего плохого не сделала. Цепочка не вызывающих уважения решений, сама собой скрутилась в петлю, обвившую шею Тиффани и именно по этому (и только лишь по собственной вине), она чувствовала себя отвратительно в данный момент.
Ну и еще кое-что… О чем не знает даже лучший друг.
Тиффани хотелось выглядеть счастливой, если не сияющей и улыбающейся во все тридцать два зуба, то хотя бы заинтересованной в сегодняшнем вечере. А ведь сложилось все почти идеально: родители уехали на все выходные, и огромная квартира в ее полном распоряжении, холодильник забит разной вкуснятиной, а в баре полно алкоголя, и предки даже не заметят, если она стащит бутылочку «Шардоне». Да и повод на славу покутить имеется. Преддверие дня рождения ее бой-френда, она, правда, слышала, что это не совсем правильно заранее отмечать праздник, но раз в ее руках были такие возможности, можно наплевать на суеверия. Он замечательный! Такой независимый и смелый…