– Продолжай, Джонатан. Ты знаешь, что здесь ты в безопасности. С нами ты всегда был в безопасности.

Джейн медленно потягивает бренди, вспоминая растерянного мальчика с широко раскрытыми глазами, каким был Джонатан, когда поступил в школу ее отца. Он будил всю семью криками, страдая от ночных кошмаров и «случайных происшествий», из-за которых другие мальчики дразнили его позорным прозвищем «Джонни-мочится-в-постель». Первые несколько месяцев, прожитых в доме священника, он боялся собственной тени и – что казалось самым странным для детей семьи Остен – еще больше боялся своих родителей.

Джонатан роняет голову на руки.

– Они не приняли Зои в качестве моей жены. Объяснили это тем, что она католичка, но я знаю, что дело в другом. Все потому, что она не из «правильного сорта людей». Семья Зои – торговцы, поэтому мои родители сочли ее неподходящей в качестве невестки. Но вся эта чепуха не имела для меня значения. Она была умной, доброй и очень талантливой.

Он зажмуривается, когда крупная слеза скатывается по его щеке.

Сколько Джейн ни размышляла о природе отношений Джонатана с мадам Ренар, ей никогда не приходило в голову, что он может искренне любить ее. Теперь, глядя на то, как он кривится и тяжело вздыхает, она совершенно ясно видит силу его чувств.

– О, бедное дитя! – Миссис Остен встает позади Джонатана, положив руки ему на плечи.

Джонатан вытирает нос рукавом.

– Родители пытались убедить меня, что брак недействителен, поскольку мы поженились по римско-католической церемонии.

Мистер Остен хмурится:

– Это неправда. Католическая церемония совершенно законна в глазах англиканской церкви.

– Знаю. – Джонатан рьяно кивает. – И я бы никогда не пожелал, чтобы было иначе. Я изо всех сил старался настоять на своем, но так отчаянно нуждался в помощи родителей! Я сбежал, не прихватив ничего, кроме одежды на себе. Без красок и кистей у меня не было возможности зарабатывать на жизнь. Мне пришлось начинать все сначала. Но родители выдали бы мне деньги только в том случае, если б я согласился жениться на мисс Риверс. И… это так трудно объяснить, но они умеют все поставить с ног на голову. Они всегда так делали. Вот почему в первую очередь я поехал в Европу – чтобы сбежать от них.

Миссис Остен протягивает Джонатану чистый носовой платок. Джейн кусает ноготь большого пальца, вспоминая слова, которые молодой человек произнес на балу. «Молю Бога, чтобы моя нога никогда больше не ступала на эти берега». Не потому, что он был виновен, а потому, что его жену убили и сердце разбилось вдребезги.

– Я нашел Зои жилье в Бейзингстоке, а сам вернулся в Дин-хаус, пытаясь переубедить родителей. В итоге отец признал, что не смог бы помочь, даже если б захотел, из-за всех долгов, которые он накопил за карточным столом. Он сказал, что, отказавшись жениться на мисс Риверс и получить ее приданое, я подведу всех и поместье обанкротится. Все наши арендаторы потеряют дома и будут голодать. А я все равно не смогу обеспечить Зои. Мы все разоримся из-за моего упрямства. Поэтому я сдался и согласился на помолвку, просто чтобы выиграть немного времени. Мы… – Джонатан давится рыданием, – …мы ждали ребенка. Мне требовались деньги, чтобы заплатить за более подходящее для Зои жилье и за врача. Я не думаю, что принял бы участие в свадебной церемонии, зная, что это обман и кража приданого мисс Риверс, но в то время я не видел другого выхода.

Слезы застилают глаза Джейн, когда она наблюдает, как Джонатан сотрясается от рыданий. Он настолько обезумел от горя, что больше не пытается сохранять хоть какое-то подобие достоинства. Генри, не в силах этого вынести, подходит к камину и поворачивается ко всем спиной. Все это время брат и сестра искали признаки вины Джонатана, а бедняга лишь изо всех сил старался скрыть свое горе.

– В ночь бала я не знал, что Зои тоже пришла. – Джонатан сморкается в носовой платок и вытирает щеки. – Я никогда не говорил ей, что родители сватают мне другую. Упомянул только, что им просто нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к мысли, что я женат. Я узнал, что ее убили, когда Генри обнаружил тело… И я до сих пор не знаю, что произошло. Я был так расстроен и не мог объяснить почему. Мой отец никогда не видел Зои. Он не понимал, почему я так огорчен, и обвинил меня в истерике. Он велел лакеям влить мне в горло настойку матери, а потом затащить меня в спальню и запереть там… А когда Джорджи нашли с ее ожерельем, мать попыталась убедить меня, что это он убил ее. Но я знал, что это не так, потому что цепочка не могла пропасть раньше, чем было обнаружено тело Зои. Иначе родители не смогли бы забрать мое кольцо.

Джонатан поднимает дрожащую руку.

– Значит, оно все-таки твое? – Джейн наклоняется вперед, чтобы рассмотреть перстень с печаткой на его мизинце. – Ты отдал его Зои, а она заложила его вместе со своим ожерельем?

– Ей пришлось. Только так она могла оплатить аренду комнаты в Бейзингстоке. Мы привезли с собой ее материалы для плетения кружев. Они занимали намного меньше места, чем мои холсты и коробки с красками. Но Зои требовалось время, чтобы наплести кружев и завоевать репутацию среди покупателей. – Джонатан опускает руку, крутя на пальце кольцо с печаткой. – Это было ее обручальное кольцо. Оно цеплялось за катушки, когда Зои плела кружево, поэтому она носила его на цепочке. Должно быть, оно было на ней, когда ее убили… – Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, и издает гортанный крик в ладони. Звук проникает внутрь Джейн, стискивая ее сердце. – Потому… потому что кто-то забрал его, и оно снова оказалось у меня на пальце, когда я проснулся утром.

Миссис Остен опускается на колени рядом с Джонатаном, убирая его темные волосы с лица.