— Да. Чем я могу вам помочь?

— Можно я войду? У меня к вам разговор. Насчет вашего сына Роберта.

— Я бы не хотела о нем разговаривать с незнакомыми людьми. — Иванова по-прежнему разглядывает его сквозь чугунные узоры, не делая никакого движения, чтобы открыть калитку.

— Если позволите, я объясню, почему пытаюсь к вам вторгнуться, — чуть покраснев, настаивает Иван. — Может быть, вы не знаете, что нашлась его скрипка.

И Штарк вытаскивает из портфеля присланные Молинари фотографии: он распечатал их заново и старался на этот раз не помять. Наталья Федоровна несколько секунд разглядывает картинки, не меняя позы, и наконец распахивает калитку, которая вообще-то была заперта только на легкодоступный снаружи засов: условность, а не настоящая преграда для чужаков.

Войдя в дом за хозяйкой, Штарк оказывается в прохладном полумраке: окна занавешены, свет не горит. Весь первый этаж — одна большая комната, на манер студии с кухонькой в углу. Посередине большой стол, будто бы для семейных трапез. Штарк слышит тихую музыку, оглядывается по сторонам в поисках ее источника. А, вон: на старинном проигрывателе крутится виниловая пластинка! Иван не уверен, но, кажется, это один из «Бранденбургских концертов» Баха.

На второй этаж ведет винтовая лестница. Подойдя к ней, хозяйка задирает голову и зовет:

— Денис! Спускайся, к нам пришли!

Сверху доносится шарканье, потом лестница скрипит под тяжелыми шагами. Наконец появляются осторожно ступающие ноги в шерстяных брюках и домашних тапочках, а за ними — и весь грузный, седой старик в кардигане. А ведь середина июня на дворе!

— Молодой человек говорит, что Бобочкина скрипка нашлась, — объясняет Наталья Федоровна присутствие незнакомца.

— Наташа, я же просил тебя больше не пускать этих ходоков, — ворчит Иванов-старший, не глядя на Штарка. — Молодой человек, если вы с вопросами о Роберте, оставьте нас в покое. Не лезьте не в свое дело.

— Денис, он говорит, скрипка нашлась, — повторяет Наталья Федоровна чуть громче. Муж выглядит старше ее лет на тридцать.

— Ты же понимаешь, что это значит, если так. — Старик обращается к ней, будто никого больше в комнате нет.

— Что ты имеешь в виду?

— Если скрипка нашлась, а он нет, значит…

— Ничего не значит! Денис, давай выслушаем молодого человека! Ну почему ты все время ждешь худшего? Как вас, кстати, зовут?

— Иван. Иван Штарк. Давайте я попробую вам рассказать все по порядку. И я не из ходоков, кем бы они ни были.

Старик наконец удостаивает его взглядом слезящихся, неопределенного цвета глазок, окруженных темными складками, из-за которых он напоминает енота.

— Ходоки до сих пор только спрашивали. Если вам есть что рассказать, валяйте. А мы послушаем.

— Я присяду?