Книги

Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса

22
18
20
22
24
26
28
30

«Вы еще очень молодой человек, слишком молодой человек, чтобы руководить работой, которую вам собираются доверить», – сказал Бернэм.

Но ведь сам Бернэм был молодым человеком, когда Джон Б. Шерман вошел к нему в кабинет и изменил его жизнь.

«Я хочу, чтобы вы знали о моем полном вам доверии, – сказал он. – Вы руководите парком «Мидуэй» и полностью отвечаете за него. Так что давайте работайте. Отчитываться и подчиняться будете только мне. Я оговорю это отдельным приказом. Желаю успеха».

К декабрю 1891 года ближе всех к завершению строительства оказались павильоны «Горное дело. Добыча полезных ископаемых» и Женский. Строительство павильона «Горное дело. Добыча полезных ископаемых» проходило гладко, благодаря зиме, которая по чикагским стандартам оказалась милостиво мягкой. Постройка Женского павильона, однако, оказалась весьма тяжким испытанием и для Бернэма, и для молодого архитектора Софии Хейден – в основном из-за изменений, на которых настояла Берта Онор Палмер, глава совета директоров-женщин, который заправлял всеми делами выставки, связанными с женщинами. Будучи супругой Поттера Палмера, она привыкла к богатству и доминирующему социальному положению, что позволяло ей всегда настаивать на своем. Именно так она проявила себя ранее в том году, когда подавила направленное против нее выступление, которым руководила исполнительный секретарь совета, а это в свою очередь вызвало открытую войну между группировками элегантно одетых и причесанных дам. В пылу сражения одна перепуганная дама из совета директоров написала миссис Палмер: «Я все-таки надеюсь, что Конгресс не почувствует отвращения к нашему полу».

София Хейден приехала в Чикаго с рабочими чертежами, по которым Бернэму предстояло строить павильон, после чего вернулась домой. Строительство началось 9 июля, а в октябре рабочие перешли к отделочным работам. Хейден вновь приехала в декабре с намерением проверить наружную отделку здания, будучи уверенной, что это тоже входит в зону ее ответственности, но обнаружила, что Берта Палмер имеет по этому вопросу другое мнение.

В сентябре, не поставив Хейден в известность, Палмер обратилась ко всем женщинам с призывом жертвовать архитектурные украшения на это здание – и в ответ на свой призыв получила колонны, которым место в музее, панели, скульптурные изваяния, оконные решетки, двери и другие подобные предметы. Палмер считала, что все это должно быть использовано в интерьере здания, особенно те вещи, которые были пожертвованы известными женщинами. Хейден, со своей стороны, была уверена, что подобная мешанина из разнообразных и стилистически несовместимых вещей будет лишь эстетической безвкусицей. Когда Флора Джинти, влиятельная особа из штата Висконсин, прислала деревянную дверь, украшенную искусной резьбой, Хейден отказалась ее принять. Джинти, почувствовав себя уязвленной, разозлилась. «Когда я думаю о тех днях, которые я проработала, и о тех милях, которые я проехала, чтобы добыть эти вещи для Женского павильона, во мне поднимается негодование». Миссис Палмер была в это время в Европе, но ее личная секретарша, Лаура Хейес, сплетница высшей квалификации, приложила все усилия к тому, чтобы ее работодательница узнала об этом событии во всех подробностях. Секретарша также в нескольких словах изложила Палмер совет, который она самолично дала архитектору: «По моему мнению, было бы лучше придать зданию вид лоскутного одеяла, чем отвергать эти дареные вещи и огорчать дам-руководительниц – ведь им пришлось затратить столько сил на поиски и приобретение этих вещей».

Однако лоскутное одеяло было вовсе не тем, что представляла себе Хейден. Невзирая на показную общественную активность Палмер, Хейден продолжала отказываться принимать дарения. Противостояние между ними перешло в открытую борьбу в стиле «позолоченного века» [126]: в ход пошли и замаскированное унижение, и ядовитая учтивость. Миссис Палмер, действуя исподтишка, постоянно и где только можно распространяла о своей противнице нелестные слухи, а при встречах с нахмуренной и постоянно мрачной Хейден на ее лице появлялась ледяная улыбка. В конце концов Палмер поручила отделку интерьера Женского павильона другому человеку, дизайнеру по имени Кендейс Уиллер.

Хейден воспротивилась этому назначению в своей спокойной, но настойчивой манере и не соглашалась с ним так долго, как могла. Придя в кабинет Бернэма, она начала рассказывать ему всю свою историю, и с ней, в буквальном смысле слова, случился припадок безумия: слезы отчаяния, громкие рыдания, мучительные вздохи с причитаниями – в общем, весь набор. «Серьезный срыв, – назвал случившееся кто-то из знакомых, – на фоне острого нервного перевозбуждения».

Потрясенный Бернэм позвал одного из врачей, прикрепленных к стройке. Хейден незаметно увезли из парка на одной из закупленных для выставки самых современных британских карет «Скорой помощи» с бесшумными резиновыми шинами и поместили на отдых в один из санаториев. Она впала в «меланхолию» – таким сладкозвучным словом называли тогда депрессию.

* * *

Раздражение, казалось, прочно обосновалось в Джексон-парке. Бернэм уже привык к тому, что простые на первый взгляд вопросы часто оказывались запутанными. Даже Олмстед стал вызывать у него раздражение. Он был умнейшим и на редкость располагающим к себе человеком, но приняв однажды решение, он становился упрямым и неподатливым, как плита известняка. К концу 1891 года вопрос, какого рода кораблики должны будут плавать по водным путям выставки, безраздельно овладел им, как будто одни эти кораблики должны были обеспечить успех его поискам «поэтической тайны».

В декабре 1891 года Бернэм получил предложение от одного строителя буксирных судов – с контрдоводами против использования на выставке корабликов с паровыми двигателями. Олмстед узнал об этом от Гарри Кодмэна, который был не только его главным представителем в Чикаго, но еще и исполнял обязанности шпиона, следя за всем, что Олмстед считал угрозой. Кодмэн переслал Олмстеду копию письма, добавив к нему свою приписку о том, что изготовитель буксирных судов, похоже, пользуется расположением Бернэма.

23 декабря Олмстед писал Бернэму: «Я подозреваю, что даже Кодмэн склонен думать, что я придаю слишком большое значение этим корабликам и все мои тревоги, не говоря уже о мыслях, могли бы быть направлены на другие, более важные объекты. Я боюсь, что вы можете посчитать это моей очередной причудой».

В продолжении письма он снова объяснил свою решимость отстаивать первоначальное предложение. В письме производителя буксирных судов, подчеркивал он, вопрос корабликов для выставки рассматривается лишь с позиции перевозки как можно большего числа гостей между различными точками выставки; при этом время поездки и ее стоимость должны быть минимальными. «Но вы-то отлично знаете, что основная цель, к достижению которой мы стремимся, не имеет ничего общего ни с тем, ни с другим. Я не вижу смысла в том, чтобы снова говорить о том, о чем мы договорились. Вы, так же как и я, отлично помните это. Вы знаете, что кораблики – это поэтический объект, и вы знаете, что если кораблики все-таки пойдут по этим водам, а их внешний вид будет противоречить задуманному поэтическому объекту, то это будет полной несуразицей».

Простая перевозка людей никогда не была целью, раздраженно замечал он. Основной смысл использования корабликов – дополнение ландшафта и усиление восприятия его особенностей. «Спустите на воды суда неподобающего внешнего вида, и весь эффект будет начисто смазан, пропадет ценность того, что при других условиях и обстоятельствах было бы наиболее ценной и оригинальной особенностью этой выставки. Если вы решили ее разрушить, то прошу вас, действуйте осмотрительно. В тысячу раз лучше тогда вообще обойтись без корабликов».

* * *

Несмотря на усиливающиеся вмешательства комитетов, обострение конфликта между Бернэмом и генеральным директором Девисом и постоянную угрозу забастовки, основные здания все-таки строились. Рабочие заложили фундаменты из перекрещивающихся слоев огромных бревен в соответствии с принципом шпальной клетки, предложенным Рутом, затем, используя подъемные краны с паровым приводом, подняли высокие железные и стальные стойки, формирующие каркас каждого здания. Вокруг каркасов установили дощатые леса и облицевали каждый каркас сотнями тысяч деревянных планок, чтобы создать стены, способные выдержать два толстых слоя штукатурного раствора. Когда рабочие укладывали горы свеженапиленных досок возле каждого здания, рядом с ними вырастали кучи опилок и древесных отходов. Воздух был наполнен запахом, который напоминал Рождество.

В декабре на строительстве произошел первый несчастный случай со смертельным исходом: мужчина по имени Мюллер, работавший на постройке павильона «Горное дело. Добыча полезных ископаемых», скончался от черепно-мозговой травмы.

Почти сразу погибли еще трое рабочих:

Йенсен, черепно-мозговая травма, постройка павильона «Электричество»;

Эллард, черепно-мозговая травма, постройка павильона «Электричество»;

Элджир, не вышел из состояния беспамятства, вызванного новым феноменом – электрошоком, постройка павильона «Горное дело. Добыча полезных ископаемых».