В качестве напоминания себе и всем, кто появлялся в его кабинете во временной постройке, Бернэм вывесил над своим письменным столом плакат с единственным словом: «БЫСТРЕЕ».
Времени оставалось настолько мало, что Исполнительный комитет решил начать планирование экспозиций и экспонатов, а также назначать уполномоченных, которые должны будут обеспечить их доставку на Всемирную выставку. В феврале комитет единогласно принял решение послать молодого армейского офицера, лейтенанта Мейсона А. Шафельдта, в Занзибар, откуда он должен был направиться в поездку с целью определить место обитания племени пигмеев, о существовании которых недавно объявил исследователь Генри Стенли, и доставить на выставку «семью, состоящую из двенадцати или четырнадцати этих свирепых лилипутов».
На выполнение этого задания комитет дал лейтенанту Шафельдту два с половиной года.
За недавно выросшими заборами, окружившими строительные площадки выставки, постоянно происходили беспорядки и случались несчастья. Лидеры профсоюзов угрожали объединиться с коллегами по всему миру, чтобы противодействовать появлению выставки. Известный журнал «Инланд аркитект» [110], издающийся в Чикаго, сообщал: «Эта антиамериканская структура, профессиональный союз, разработала собственный антиамериканский метод свертывания или уничтожения личной свободы индивидуума и насколько возможно применил его в новой сфере – в противодействии проведению работ по организации Всемирной выставки». Такое поведение, утверждал журнал, «в странах менее просвещенных и более деспотических, чем наша, было бы названо национальным предательством». Финансовое положение страны ухудшалось все сильнее. Офисные помещения в только что построенных чикагских небоскребах оставались пустыми. В нескольких кварталах от «Рукери» возвышалось огромное, черное и пока пустое здание, построенное для компании «Бернэм энд Рутс темперенс билдинг». По городу в поисках работы бродили двадцать пять тысяч рабочих. Ночью они спали в полицейских участках или на цокольном этаже мэрии. А профсоюзы между тем становились все сильнее.
Прежний мир уходил в историю. Ф. Т. Барнум [111] умер; грабители могил пытались похитить его труп. Уильям Текумсе Шерман [112] тоже умер. Атланта [113] веселилась. Сообщения из-за границы иронически заверяли, что Джек-Потрошитель вернулся. Недавние кровавые убийства в Нью-Йорке давали все основания предполагать, что он, возможно, перебрался в Америку.
В Чикаго бывший начальник тюрьмы штата Иллинойс в Джолиете [114], майор Р. У. Маклаугри, начал готовить город к росту преступности, который, по общему мнению, должна была вызвать выставка; он разместил в «Аудиториуме» особое подразделение, созданное для получения и распространения данных по идентификации известных преступников по методу Бертильона [115], в соответствии с которой от полиции требовалось производить точные обмеры и подробно описывать физические особенности подозреваемого. Бертильон считал, что произведенные по его системе обмеры каждого человека являются уникальными и таким образом могут быть использованы для того, чтобы распознать преступника под вымышленными именами, которые тот менял, перемещаясь из одного города в другой. Теоретически детектив, работающий в Цинциннати, мог передать по телеграфу в Нью-Йорк несколько отличительных характеристик в численном описании, надеясь, что тамошние сыщики с их помощью найдут того, кто им нужен.
Какой-то репортер спросил майора Маклаугри, верно ли, что выставка притянет криминальную публику. Майор, помолчав немного, ответил: «Я считаю совершенно необходимым, чтобы здешнее руководство подготовилось должным образом к встрече и к взаимоотношениям с самым большим криминальным сообществом, которое когда-либо существовало в нашей стране».
Неверность мужу
Семья Коннеров пребывала в панике и смятении в доме Холмса на углу Тридцать шестой улицы и бульвара Уоллес, теперь широко известного в округе как «Замок». Прелестная брюнетка Гертруда – сестра Неда – однажды вся в слезах прибежала к брату и объявила ему, что она не может больше ни одной минуты оставаться в этом доме. Она умоляла его посадить ее на первый же поезд, который привезет ее обратно в Маскатин в штат Айова. Нед умолял ее рассказать, в чем дело, но она категорически отказалась.
Нед знал, что она и один молодой человек проявили взаимную симпатию и что тот начал ухаживать за сестрой. Так, может быть, причиной ее слез были слова или действия этого молодого человека? Возможно, они оба «перешли границы», хотя Нед считал, что Гертруда не из тех, кто способен пасть. Чем сильнее он требовал от нее объяснения, тем более взволнованной и непреклонной она становилась. Она очень сожалела о том, что вообще приехала в Чикаго. Оказалось, что это заброшенное, зловещее место, где, кроме шума, пыли, дыма и бесчеловечных домов-башен, заслоняющих солнце, ничего не было; она ненавидела этот город – в особенности ненавидела это мрачное здание и нескончаемый, раздражающий шум строительства.
Мимо прошел Холмс, но она не посмотрела на него, а только еще больше покраснела. Но Нед этого не заметил.
Чтобы отвезти на вокзал сестру вместе с ее багажом, Нед нанял извозчика. Она так ничего ему и не объяснила и простилась с ним сквозь слезы. Поезд отошел с вокзала.
В Айове – в безопасном, уютном Маскатине – Гертруда заболела, это посчитали реакцией организма на перемену окружающих условий. Однако болезнь оказалась смертельной. Холмс, узнав о ее смерти, выразил Неду свои сожаления, но при этом в его глазах было обычное голубое спокойное безразличие – такого цвета бывает спокойная поверхность воды августовским утром.
С отъездом Гертруды отношения между Недом и Джулией стали еще более напряженными. Их семейную жизнь никогда нельзя было назвать спокойной; еще живя в Айове, они постоянно балансировали на грани развода. И сейчас их брак, казалось, снова вот-вот распадется. Их дочь, Перл, стала практически неуправляемой, ее поведение сейчас как бы делилось на чередующиеся периоды безучастия и равнодушия ко всему и приступы бешенства. Нед не мог понять причин ни того, ни другого. Он был человеком с «покладистым и беззлобным характером», как позднее писал о нем один репортер, «к тому же чрезвычайно легковерным». Он не замечал того, что видели и его приятели, и постоянные покупатели аптеки. «Некоторые из моих друзей говорили мне, что между Холмсом и моей женой что-то происходит, – впоследствии вспоминал он. – Но сначала я этому не верил».
Несмотря на предупреждения и тревожные предчувствия, Нед обожал Холмса. В то время как сам Нед был всего лишь продавцом ювелирных украшений в магазине, хозяином которого был другой человек, Холмс управлял небольшой торговой империей – а ведь ему не исполнилось еще и тридцати. Энергия Холмса и успех, которого он добился, заставляли Неда чувствовать себя еще менее значимой личностью, даже в сравнении с тем, каким он видел себя собственными глазами – в особенности сейчас, когда Джулия начала относиться к нему так, будто он только что вылез из контейнера с навозом, стоящего на скотопрогонном дворе.
Поэтому Нед особенно чувствительно отнесся к предложению Холмса, которое, как ему казалось, сделает его более значимым в глазах Джулии. Холмс предложил продать Неду всю аптеку, да еще и на таких условиях, которые Неду – наивному Неду – казались выше всех мыслимых пределов доброты и великодушия. Холмс обещал увеличить его жалованье с двенадцати до восемнадцати долларов в неделю – чтобы Нед мог еженедельно выплачивать ему долг в размере шесть долларов за покупку аптеки. Неду не придется даже держать в руках эти шесть долларов: Холмс будет автоматически вычитать их из восемнадцати долларов – его недельного жалованья. Кроме этого, Холмс обещал взять на себя все хлопоты по переоформлению собственности и оформить соответствующие документы в городских структурах. Нед будет, как и прежде, получать свои двенадцать долларов в неделю, но теперь уже в качестве владельца прекрасного магазина, да еще и расположенного в многообещающем месте; его оборот и доходы значительно возрастут, когда Всемирная выставка начнет работать.
Нед с радостью согласился, не задумываясь над тем, что заставило Холмса расстаться с налаженным и столь выгодным бизнесом. Его предложение успокоило волнения Неда относительно того, что происходит между Холмсом и Джулией. Будь между Холмсом и нею непозволительная связь, разве он предложил бы Неду самую лакомую часть своей энглвудской империи?
Однако, к несчастью для Неда, стоило ему обрести новый статус бизнесмена, как напряженность в отношениях между ним и Джулией возросла еще больше. Их споры стали еще более ожесточенными, а периоды холодного молчания, заполнявшие практически все время, которое они проводили вместе, стали еще более продолжительными. Холмс выражал Неду свое сочувствие. Он приносил ему обед из ресторана, расположенного на первом этаже, и заверял в том, как сильно он верит, что их брак еще можно спасти. Джулия была женщиной с характером и к тому же на редкость красивой, однако она должна была очень быстро опомниться.
Симпатия, проявленная Холмсом, обезоруживала Неда. Мысль, что именно Холмс – причина недовольства Джулии, казалась все менее и менее правдоподобной. Холмс даже хотел застраховать жизнь Неда, надеясь хотя бы этим ослабить накал неприязни в его семейной жизни и желая хоть как-то защитить Джулию и Перл от лишений и бедствий в случае смерти Неда. Он советовал Неду подумать и над тем, чтобы застраховать жизнь Перл, и предлагал заплатить первые страховые взносы. Он даже привел на встречу с Недом какого-то страховщика, С. У. Арнольдса.
Арнольдс объяснил, что он только что создал новое страховое агентство и ему необходимо продать как можно больше полисов, чтобы привлечь этим к себе внимание крупнейших страховых компаний. И ради этого Нед должен был заплатить всего один доллар, защитив тем самым свою семью на веки вечные.