Бернэм решил закрыть водоочистную станцию ко дню открытия и предоставить гостям выставки самим делать выбор, какую воду из двух безопасных магистралей пить: бесплатную озерную воду, очищенную с помощью пастеровских фильтров, или натуральную чистую воду, подаваемую по трубам из источников в Уокешо [123], расположенных в тысяче миль от выставки, в штате Висконсин, по пенни за стакан. В ноябре 1891 года Бернэм приказал Макхаргу обследовать пять источников в Уокешо, определить их производительность и степень чистоты воды, но сделать это «потихоньку», предполагая, что прокладка труб по привлекательному и ухоженному сельскому ландшафту, возможно, вызовет негативное отношение. Но никто не мог и предположить, что несколько месяцев спустя усилия Макхарга по организации подачи воды из Уокешо приведут к вооруженному столкновению в тиши прекрасной висконсинской ночи.

Но больше всего тревожил Бернэма пожар. Потеря здания «Греннис блок», где располагался главный офис их с Рутом компании, еще было живым, унизительным воспоминанием. Любой пожар в Джексон-парке мог уничтожить выставку, что было бы катастрофой. Поэтому при строительстве объектов, расположенных внутри парка, опасность пожара учитывалась в первую очередь. Штукатуры использовали маленькие печурки, которые называли «саламандрами», для того, чтобы ускорить процессы затвердевания и сушки. Лудильщики и электрики пользовались открытым огнем для плавки, гибки, наплавления. Даже сами пожарные использовали огонь: паровые двигатели, приводящие в движение насосы, установленные на пожарных повозках на конной тяге.

Бернэм установил защиту, которая с точки зрения существовавших стандартов казалась слишком тщательно разработанной (и даже избыточной). Он создал пожарную команду, действующую непосредственно на территории выставки, и приказал установить сотни пожарных гидрантов и телеграфных постов для передачи сообщений о тревоге. Он заключил контракт на постройку пожарного корабля «Королева огня», специально предназначенного для плавания по мелким каналам парка и прохода под многочисленными низкими мостами. В технические требования к каждому зданию был включен пункт, в соответствии с которым оно должно было быть окружено подземной системой подачи воды, соединенной с наружными водоразборными колонками. Также Бернэм запретил курение на площадках, однако из этого правила он сделал два исключения: первое – для подрядчика, который объявил, что его рабочие, европейские ремесленники, бросят работу, если им не будет разрешено курить сигары; второе – из великодушия к своим инженерам, чертежникам, а также приезжающим архитекторам, которые каждый вечер собирались в его временном жилище, чтобы потолковать, выпить вина и выкурить сигару.

С приближением зимы Бернэм приказал обкладывать все гидранты конским навозом, чтобы предотвратить замерзание воды в трубах.

В самые холодные дни от навоза шел пар, отчего создавалось впечатление, что сами гидранты горят.

Когда Сол Блум снова пришел в офис Майка Де Янга, он был уверен, что Де Янг наверняка не согласится с той зарплатой, которую он потребует, поскольку он решил запросить сумму, равную жалованью президента Соединенных Штатов: 50 тысяч долларов. «Чем больше я думал об этом, – вспоминал Блум, – тем больше мне нравилась перспектива поставить Майка Де Янга в известность о том, что меньшая сумма не компенсирует моих убытков, связанных с отъездом из Сан-Франциско».

Де Янг предложил Блуму сесть. Выражение его лица было спокойно-выжидающим.

«Внимательно рассмотрев ваше предложение, я понял, что мои интересы сосредоточены здесь, в этом городе. В перспективе я вижу себя…»

Де Янг жестом прервал его и спокойным голосом произнес: «Ну все, Сол, я думал, ты собираешься назвать мне сумму, которую мы должны тебе платить».

«Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я не ценю должным образом…»

«Ты уже говорил все это минуту назад, – снова прервал его Де Янг. – Скажи, наконец, сколько ты хочешь».

Все пошло не так, как ожидал Блум. С трепетом он назвал Де Янгу сумму: «Тысячу долларов в неделю».

Де Янг улыбнулся. «Ну что ж, это не такое уж плохое жалованье для парня, которому двадцать один год, но я не сомневаюсь, что ты его получишь».

В августе Эйбрахам Готтлиб, которого Бернэм назначил главным инженером по строительству, сделал пугающее открытие: он не смог подсчитать ветровую нагрузку на главные здания выставки. Бернэм распорядился, чтобы основные исполнители работ, включая «Агнью энд компани», строившую павильон «Изготовление продукции. Основы научных знаний», немедленно прекратили работы. В течение многих месяцев Бернэм боролся со слухами, согласно которым он заставлял своих людей работать в столь быстром темпе, что некоторые здания небезопасны; европейские репортеры утверждали, что некоторые постройки были «признаны непригодными». И вот теперь Готтлиб допускал ошибку, чреватую катастрофой.

Готтлиб не соглашался, утверждая, что даже без точно вычисленных ветровых нагрузок можно заключить, что здания обладают достаточной устойчивостью.

«Я, разумеется, не мог принять эту точку зрения», – писал Бернэм в письме к Джеймсу Дреджу, редактору влиятельного британского журнала «Инжиниринг». Бернэм приказал предусмотреть во всех проектах меры, усиливающие сопротивление высотным ветрам, исходя из максимальной силы ветра, зафиксированной за последние десять лет. «Это может рассматриваться как крайнее требование, – объяснял он свое решение Дреджу, – но мне этот шаг кажется разумным и предусмотрительным, поскольку в выставке сплелось множество важных интересов».

Готтлиб подал в отставку. Бернэм заменил его Эдвардом Шаклендом, инженером, у которого была собственная фирма и который был широко известен в стране как конструктор мостов.

24 ноября 1891 года Бернэм сообщал в письме Джеймсу Дреджу, что снова попал под огонь критики, причина которой прочность строительных конструкций. «Теперь меня критикуют, – писал он, – за то, что постройки усилены безо всякого на то основания».

Приехав в Чикаго, Блум сразу разобрался, почему так мало было сделано в парке «Мидуэй Плезанс», имеющем официальное название «Департамент М». До сего времени он был под управлением Фредерика Патнама, профессора этнологии [124] Гарвардского университета. Он был известным антропологом, но назначение его на должность руководителя парка «Мидуэй», говорил Блум по прошествии многих лет, «было таким же мудрым решением, как если бы сегодня Альберта Эйнштейна назначить управляющим «Цирком братьев Ринглинг, Барнума и Бейли» [125]. Патнаму не следовало соглашаться на эту должность. Он говорил своим гарвардским коллегам, что «озабочен тем, как избавиться от этого индийского цирка».

Блум поделился своими соображениями с председателем выставки Бейкером, который направил его к Бернэму.