— Хорошо, ваша милость.

— А ты, Леон, встань и отправляйся с этим почтенным человеком. Мы встретимся завтра.

Леон поднялся на ноги и поклонился.

— Да, Монсеньор. Благодарю вас.

— И прекрати благодарить меня, — зевнул герцог. — Это меня утомляет.

Он подождал, пока за мальчиком закроется дверь и повернулся к Давенанту. Тот внимательно наблюдал за этой сценой.

— Что все это значит, Джастин?

Герцог закинул ногу на ногу.

— Хотел бы я знать, — любезно откликнулся он. — Я полагал, у тебя имеется ответ. Ты ведь такой всезнайка, Хью.

— Похоже, ты что-то замышляешь, Джастин, — уверенно сказал Давенант. — Я достаточно давно тебя знаю, чтобы не сомневаться в этом. Зачем тебе понадобился этот несчастный ребенок?

— Порой ты бываешь ужасно докучливым, дорогой Хью, — посетовал его милость. — А когда в тебе просыпается добродетель, ты и вовсе становишься невыносимым. Избавь меня от нравоучений.

— Я не собираюсь читать тебе нотации, Джастин. Я просто хочу сказать, что ты не можешь держать этого ребенка в качестве пажа.

— О господи! — вздохнул его милость и задумчиво уставился на пламя.

— Во-первых, мальчик явно благородного происхождения. Об этом можно судить по его речи, изящным рукам и тонким чертам лица. Во-вторых, у него такой невинный взгляд.

— Подумаешь, какая беда!

— Беда будет, если в один прекрасный день это юное дитя утратит невинный взгляд… из-за тебя, — припечатал Давенант, в упор глядя на герцога.

— Ты как всегда чрезвычайно деликатен, — пробормотал Эйвон.

— Если ты желаешь мальчику добра…

— Мой дорогой Хью! Кажется, ты сказал, что знаешь меня?

Давенант улыбнулся.