Казалось, что Эдит немного успокоилась, так что я вновь погрузился в приятную задумчивость, убаюканный гулом двигателей и мягким завыванием ветра за бортом самолета. Мне было очень жаль, что полет не продлится долго.

Это блаженное, почти детское состояние удовольствия продолжалось еще где-то минут десять; пока я не начал замечать, глядя на нефтяной танкер вдалеке в сияющем море, что самолет стал слегка вилять из стороны в сторону, затем клевать носом вверх-вниз долгими, мягкими покачиваниями, как будто большое судно ныряет по волнам, набегающим от разыгрывающегося вдали шторма.

Я вновь взглянул в иллюминатор. Турбулентность? Точно нет: в последнее время стояла жаркая погода, но мы находились далеко от суши, да и утром, когда взлетали, дул лёгкий ветерок. Спустя пару минут тряски — такой слабой, что никто из пассажиров её не почувствовал— стюардесса отложила свой журнал и исчезла за занавеской, ведущей в кабину экипажа.

Когда она вышла, через минуту или чуть позже, я увидел на её лице улыбку, как у воспитательницы, которой у англичан принято внушать спокойствие, но на меня она подействовала так же, как если бы из-под двери повалил дым или с потолка начала бы капать вода.

Первое правило Прохазки, основанное на полувековом наблюдении за англичанами, состоит в том, что когда медсестра подходит к кушетке для осмотра и начинает вести отвлеченную беседу, то обычно это значит, что вам планируют сделать спинномозговую пункцию без анестезии.

— Итак, — весело спросила она, — надеюсь, все наслаждаются полётом?

Она говорила, как и все стюардессы в те дни, в манере школы Артура Дж. Рэнка [2]: с хорошей дикцией, образцом которой являлась ныне уже покойная актриса Джесси Мэттьюс, кажется, почти исчезнувшей в наши дни, наряду с классами по обучению красноречию и прениями в суде. Мы все согласились, что наслаждаемся полетом.

Я почувствовал, что мужчина передо мной немного занервничал, но остальные пассажиры не заметили ничего необычного, и я вместе с другими кивнул.

— Отлично, превосходно. — Затем последовала зловещая пауза, но улыбка не сходила с её лица. — Хотела бы спросить, кто-то из присутствующих когда-нибудь летал?

По бормотанию в салоне я понял, что примерно половина пассажиров уже имела опыт перелётов.

Слабая, едва различимая тень накрыла её сияющую улыбку.

— Нет-нет, я имею в виду, летал ли кто-то раньше на самолете. Ну? знаете: управлял самолетом, а не летал на нём.

Смысл этого вопроса дошёл не сразу, поэтому она продолжила:

— Я имею в виду, есть ли среди вас... хм... опытный пилот?

Вопрос холодком прошелся по салону и, по зловещему стечению обстоятельств, сопроводился креном на правый борт. Я взглянул на Эдит, находившуюся словно в трансе, на её лбу через пудру проступали маленькие капельки пота. Стало очевидно: что-то пошло не так. Я поднял руку и увидел, как улыбка на лице девушки застыла.

— Прошу прощения, но я квалифицированный пилот.

Она взглянула на меня, храбро пытаясь скрыть беспокойство. Разменяв восьмой десяток, я был ухоженным пожилым джентльменом, как мне кажется, и (хотелось бы верить) сохранил выправку бывшего морского офицера императорского дома Габсбургов, и обходился без трости, даже без очков.

Но всё-таки я думаю, что для беспокойства были другие причины: центрально-европейский акцент, густые белые усы и почти квадратное скуластое лицо. Одна из особенностей английского склада ума, которую я часто замечал, и сейчас не реже, чем в те ранние постимперские дни, это неспособность англичан воспринимать всерьёз представителей других национальностей. Будто англичане являются идеалом человека, до которого другие жители земли в большей или меньшей степени не дотягивают.

В моём случае из-за австро-чешского происхождения я находился в ряду третьеразрядных наций, ниже бельгийцев, но чуть выше португальцев и греков: далёкий, причудливый, странный, возможно, ненадежный, но определенно безобидный; моё место было во вселенной "Руперта из Хенцау" и поздних опереттах Рихарда Таубера, тип с моноклем и глупым акцентом.

Реакция стюардессы на моё вмешательство была вполне нормальной для англичанки, столкнувшейся с чем-то тревожным или нежелательным: она просто проигнорировала меня и продолжила, повышая голос и выглядывая что-то за нашими головами, будто ожидала увидеть капитана Линдберга в полном обмундировании, прячущегося шутки ради за сиденьями.