Я поцеловал ее в макушку, Она пахла замечательно, смесью детского шампуня и какого-то опьяняющего феромона, который исходит от их лбов. “Ты, вероятно, права”, - сказал я ей, и затем Рита вернулась в комнату, положила вилку и салфетку около тарелки, взяла Лили-Энн из моих рук, и присела около меня, продолжая сагу Астор и Дантиста.

“Так или иначе”, - сказала она. “Я сказала ей, что она поносит их всего один год, и что они стоят у большинства девочек… Но у нее есть… Она не рассказывала тебе об Энтони?”

“Что Энтони придурок?” - сказал я.

“Ох”, - сказала Рита. “Он не такой… Я имею в виду, что она не должна была говорить такое. Но она отличается от девочек, тем более Астор уже взрослая… Она не слишком сухая, нет?” - сказала она, нахмурившись, глядя на мою тарелку.

“Она великолепна”, - сказал я.

“Она сухая”. Мне очень жаль”. Так… Я возможно думаю, что если ты захочешь поговорить с ней”, - Рита закончила. Я действительно надеялся, что она имела в виду поговорить с Астор, а не со свиной отбивной.

“Что ты хочешь мне сказать?” - я спросил ее с полным ртом очень вкусной, но немного сухой свиной отбивной.

“Они совершенно нормальны”, - сказала Рита.

“Что, фигурные скобки?”

“Да, конечно”, - сказала она. “А ты о чем подумал?”

Если честно, я часто не понимал, о чем мы разговаривали, так как Рита обычно рассказывает о трех вещах одновременно. Возможно, она эту привычку заимела с работы, даже после нескольких прожитых лет с нею, я только знал, что её работа включает себя работу над большими числами, преобразованием их в различные иностранные валюты и применению результатов на рынке недвижимости. Это была одна из замечательных загадок жизни: женщина, достаточно умная, сделала настолько абсолютно глупую вещь, связавшись с мужчиной, так как сначала она вышла замуж за человека, увлекающегося наркотиками, кто бил ее жестоко, бил Коди и Астор столь же ужасно, и наконец, сделав достаточно неприятных и противоправных действий, он был посажен в тюрьму. И Рита, наконец, избавившись от долгого кошмарного замужества с одурманенным наркотиками демоном, счастливо танцевала в браке с еще худшим монстром: Мною.

Конечно, Рита никогда не узнает, кто я есть на самом деле, конечно, если бы я сам не сказал бы об этом. Я старался всеми силами удержать ее в счастливом неведении об истинном мне, Декстере Тёмном, весёлом вивисекционисте, живущим ради шуршания клейкой ленты, блеска лезвия, и запаха страха, исходящего от действительно нехороших людей, заработавших свой билет на Землю Декстера, убивавшие невинных людей и, так или иначе, проскользившие через зияющие трещины в системе правосудия.

Рита никогда не узнает о моей другой стороне, и также мне хотелось бы, чтобы Лили-Энн тоже не знала о ней. Мои моменты с новыми друзьями наподобие Валентайна были частными, или были таковыми до ужасного несчастного случаю со Свидетелем. На мгновение я подумал об этом и оставшихся именах в моем списке “Хонда”. Одно из тех имен было верным, должно было быть, и когда бы я узнал, которое из них, я мог бы почти испытать волнение поимки его и обмоткой клейкой лентой, почти услышать приглушенные визги боли и страха.

И поскольку мой разум блуждал вокруг моего хобби, я совершил ужасное преступление, жуя свиную отбивную Ритиного приготовления, не оценив её вкуса. Но, к счастью для моих вкусовых рецепторов, я воображал Свидетеля, связанного по рукам, я сидел немного огорченный с вилкой в руках, отогнал мои приятные грёзы и продолжил свой ужин. Я забил свой рот оставшимся рисом, прожевал его и, как только я съел оставшийся каперс на моей вилке, как Рита сказала: “И, так или иначе, это не покрывает страховку… Но у меня должна быть хорошая премия в этом году, и фигурные скобки очень… Астор не очень часто улыбается, не так ли? Но может быть ее зубы… Она внезапно остановилась, махнула рукой и сгримасничала. “Ох, Лили Энн”, - сказала она.

“Тебе нужно сменить подгузник”. Рита встала и понесла ребенка на пеленальный стол, оставляя после себя запах, который был определенно не запахом свиной отбивной, и я поставил свою пустую тарелку и откинулся на диван со вздохом: “Декстер Наелся”.

По некоторой странной и очень раздражающей причине, вместо того, чтобы позволить дневным заботам убежать в дымку откормленной удовлетворённости, я качал головой вперёд назад и думал о Марти Клейне и об ужасной лепёшке, которая была его трупом. Я действительно не знал его хорошо, и даже если я знал, я не способен ни к какому виду эмоциональной связи, даже грубой и мужественной, настолько популярной в моей работе. И трупы не беспокоят меня; даже если я иногда не был вовлечён в их создание, рассматривание и касание их является частью моего работы. И, несмотря на это, я бы не хотел, чтобы мои коллеги знали то, что мертвый полицейский тревожил меня не более чем мертвый адвокат. Но труп, как этот, полностью расплющенный кувалдой, очень сильно отличался от обычных трупов, он почти сверхъестественный.

Ярость измельчения, с которым был уничтожен Клейн, была совершенно психической, конечно, но факт, что это было так тщательно, и заняло очень много времени, было далеко за пределами нормального, удобного, смертоносного безумия, и я счел это очень тревожащим. Это потребовало выдающейся силы, выносливости, и, самое пугающее, безусловно, холодного контроля на протяжении всего дикого процесса, так как нужно было не зайти слишком далеко и дать умереть слишком быстро, прежде, чем все кости были сломаны.

И по некоторым причинам, у меня было очень сильная уверенность, что это не был простой и относительно безопасный единственный эпизод, в котором кто-то пересёк черту и был в безумии в течение нескольких часов. Это выглядело как шаблон, образ жизни, состояние, которое было постоянным. Безумная сила и ярость, объединенная с холодным контролем, который я не мог вообразить, какое создание было способно на это, и я действительно не хотел даже знать. Но я снова почувствовал, что мы найдем еще расплющенных полицейских в ближайшем будущем.

“Декстер?” - Рита тихо позвала меня из спальни.

“Почему ты не ложишься спать?”