– Будь я проклят, – ответил Эл Гарсия. – Брось его в контейнер.

– Зачем?

– Чтобы мы могли показать губернатору, что честно потрудились.

– Она ужасно маленькая, – заметил Джим Тайл, выпуская окуня в контейнер.

– Рыба есть рыба, – ответил полицейский. – Пошли, Джимбо, давай входить в настроение этого проклятого турнира.

После этого мотор заглох, он дважды кашлянул, поплевался синим дымом и замер. Эл Гарсия снял обтекатель с мотора и бесплодно возился с ним минут десять. Потом поменялся местами с Джимом и тот тоже попробовал починить мотор.

Джим Тайл все дергал и дергал за веревку, но мотор Меркьюри не подавал признаков жизни. После десятой попытки он сел и сказал:

– Черт!

Деревянный «скиф» неподвижно завис над каналом. В виду не было ни одной лодки окунеловов.

– Нам предстоит долгий путь, – сказал Гарсия.

Внезапно, как по наитию, Джим Тайл отсоединил шланг подачи горючего и понюхал кран.

– Что-то не в порядке, – сказал он.

Гарсия вздрогнул.

– Не говори мне, что у нас нет топлива.

Джим Тайл поднял тяжелый алюминиевый контейнер с горючим и отвинтил крышку. Заглянул внутрь, потом прижался к отверстию носом.

– Горючего полно, – сказал он мрачно. – Только кто-то в него помочился.

Ночь потребовала жертв от обоих.

Кетрин чувствовала песок на языке, а тело ее свело судорогой от того, что она лежала скрюченная в багажнике машины. Ее колени были стерты, а волосы пахли резиной оттого, что ее голова покоилась на запасной шине, как на подушке. Она плакала, пока не заснула, а теперь в белом блеске утра вид пистолета Томаса Керла снова вызвал у нее слезы. Но мысль о Декере помогла удержаться от них. Сам Керл был совсем плох, ему становилось все хуже и хуже, и процесс этот шел быстрее, чем можно было себе представить, потому что он находился на грани комы или смерти. Он больше совсем не мог двигать правой рукой. Мускулы руки были мертвы и черны, как собачья голова, свисавшая с нее. Какая-то жижа сочилась из глаз и носа Керла, и за ночь его язык распух и вываливался изо рта, похожий на какой-то экзотическкий малиновый плод. На лодке он практически игнорировал Кетрин, но постоянно что-то бормотал, обращаясь к собачьей голове и гладя ее окаменевшую пасть. Теперь Кетрин уже притерпелась ко всему, даже к вони. Томас Керл отчаянно пил с момента перед рассветом, и она подозревала, что только это спасало его от боли, вызванной инфекцией, которая его пожирала. Он медленно вел лодку, помогая себе коленями и щурясь от солнца. На канале они миновали несколько рыболовов, но похоже, никто не заметил, что он упирается пистолетом в левую грудь Кетрин. Если бы они заметили бульдожью голову, то не прошли бы мимо.

– Я богатый человек, Лукас, – говорил Томас Керл собаке. – У меня достаточно денег, чтобы купить десять таких скоростных лодок.

Кетрин сказала: