Все-таки как я не страшился этого важного дня, как не гнал из головы предстоящие трудности, а он все же настал – грандиозный костюмированный бал в Зимнем дворце. Народу туда прибыла тьма, никак не менее нескольких сотен самых знатных аристократов. От костюмов рябило в глазах – везде атлас, бархат, шелк, сафьян, прошитые золотыми нитями, жемчугом и драгоценными камнями. Костюмы допетровской эпохи слепили глаза и затмевали роскошью. Тяжелые кокошники едва не ломали женщинам хрупкие шеи, но они терпели, стоически выносили эту пытку и пытались казаться счастливыми. Мужчины в парче выхаживали вокруг, горделиво воздевая подбородки. И все фотографировались по очереди, принимали величественную позу, склоняли задумчиво головы, изображали из себя моделей. Магниевая вспышка не переставая хлопала, ослепляя всех вокруг и задымляя помещение…. Бал шел уже второй день.

Началось все позавчера. Наша съемочная группа приехали в Зимний с самого утра. В здании Эрмитажа разложили рельсы, поставили на них операторские тележки с камерами. Протянули свои кабеля. Под вечер стали приходить приглашенные гости. В современных костюмах входили они в зал попарно, приветствовали семью императора низким поклоном, как это было принято в стародавние времена. И мы все это снимали. По ходу движения гостей к императору, двигались и мы, ловили в камеру восторженные лица. Наши помощники пыхтели, старались, катали тележку туда-сюда и постоянно менялись, ибо выдержать подобный темп съемок было очень непросто. Мы никого не забыли, всех запечатлели, израсходовали километры пленки. Следом, когда все гости прошли мимо нас и склонились перед Николаем, последовало театральное представление. Здесь же, в Эрмитаже перед гостями выступил и Федор Шаляпин в «Борисе Годунове» и сама Анна Павлова в знаменитом «Лебедином озере». Но нас туда с камерами не пустили – запретил сам император, мотивирую тем, что мы будем мешать зрителям. Что ж, пришлось нам довольствоваться прослушиванием зычного голоса Шаляпина из-за двери. Ну а после спектакля состоялись танцы в большом белом зале. Нашей технике разрешили поснимать с полчаса стоя в уголочке, а затем вежливо попросили удалиться. Что мы и сделали, особо не расстроившись. Завтра мне и так предстоит много работы. В киностудии за ночь проявят всю пленку, и мне с Мишкой моими новоявленными операторами придется выбраковывать из материала неудачные кадры.

Ну а самое главное действие произошло через сутки после первого приема, непосредственно в сам день великого бала. Именно сегодня прибыли гости в специально пошитых костюмах. Прибывшие собрались в концертном зале с высокими белыми колоннами, музыканты на балконе дали ритм и зал в едином порыве закружился. Это было что-то особенное. Самый первый танец удался на славу, каждый выложился в меру своих сил. И опять катая тележку вдоль зала, мы стремились увековечить для потомков абсолютно всех. И величественная аристократия старалась. О боже, как же дамы выгибали спины, проносясь в вихре танца мимо камеры, как же их кавалеры держали осанку и пожирали партнерш пламенными взглядами. И стар и млад старались обтанцевать друг друга, так, чтобы именно их пара потом всем запомнилась.

Ну а после, когда первый порыв танца угас, люди утомились и стали присаживаться на оббитые бархатом скамеечки. На балу звучала и мазурка, вальс и кадриль. Звучала русские песни, водили хороводы и плясовую. Организовано все по высшему разряду. И мы едва за всем успевали, только и делали, что меняли пленку и искали удачные ракурсы. Гоняли свои тележки вдоль стены, мешая отдыхающим парам на скамеечках, загораживая им весь обзор. Но, как ни странно, высший свет аристократии, сдержанно ворча на нас, даже и не думал вслух высказывать свое недовольство. Понимали, что не для себя стараемся, а для потомков, которые будут спустя столетия с дотошностью изучать давно прошедший бал.

В большом зале было шумно, громко, музыка, которой даровали свободу, с балконов устремлялась вверх, и оттуда стройным многоголосым водопадом падала вниз, заставляя вибрировать каждую клеточку тела. На меня, как на человека из будущего, который в своей прошлой жизни звучание скрипки вживую слышал лишь несколько раз, это произвело огромнейшее впечатление. Серебристый мощный поток, сваливающийся сверху, подхватывал мою жалкую душонку и уносил куда-то прочь из этого мира. И этому трудно было сопротивляться. И я, ошеломленный, оглушенный, с надломленной и вибрирующей душой каким-то образом продолжал работать. Меня катали на телеге взад и вперед, а я, прильнув к окуляру, ловил раскрасневшиеся лица, вымученные улыбки и уже потухающий взгляд.

Народ стал уставать. Очень много танцев, очень громкая музыка. Люди сменялись на площадке, присаживались отдыхать, выходили подкрепиться в буфет. Они толпились, громко разговаривали, сновали туда-сюда и все время натыкались на наше оборудование. И теперь едва ли не каждый, спотыкаясь о рельсы, сквозь зубы ругался, а особо сановитые и уже в годах аристократы, вполголоса костерили моих нерасторопных помощников, что не успевали убраться с пути. Мы всем мешали. Оно и понятно. Желая подстраховаться и не упустить самые лучшие кадры мы прокинули полозья под операторскую тележку везде, где только было можно, а не только в танцевальном зале. По коридорам, по другим прилегающим залам, по лестницам. И специально огородили все красной бархатной лентой, чтобы никто за нее не заходил и не спотыкался. Но нет, приглашенные гости предпочитали ничего не замечать, сносили наши ограждения своими великосветскими задами, а затем еще и высказывали нам свои претензии.

Но мы работали. Молча, стиснув зубы, снимали, снимали и снимали. Я лично и двое моих свежеспелых оператора не слезали с аппаратуры, ежесекундно вылавливал интересные кадры, восторженные лица. Только и успевали менять пленку – едва зарядили, нажали на спуск, отсняли несколько минут и снова менять пленку. Помощники только и делали, что носились взад-вперед, подтаскивали свежие бобины и уносили отснятые. Мишка, следил за ними, чтобы те, не дай бог, не наступили кому-нибудь на волочащийся подол платья или не оттоптали князьям да баронам ноги. Сам им помогал оттаскивать коробки с отснятой пленкой и подкармливал меня и моих операторов вкусностями с царского буфета. Следил за всем, чем только можно было и относился ко всему вполне ответственно. И, следуя своей натуре, не забывал заводить новые знакомства. Видел его разговаривающего то с одним разряженным офицером, то с другим. Под конец бала заметил его рядом с Сумароковым-Эльстоном. Тот уже уходил, уводил свою супругу, что произвела фурор своим русскими танцами. Помог графу накинуть тяжелую шубу и сумел вручить ему письмецо, что он вчера вечером сочинил. Мишка так надеялся на этот бал и именно этого случая ждал, чтобы передать графу Сумарокову свое деловое предложение. Изложенное на двух страничках, довольно сухим деловым языком, он предлагал тому вложиться в производство радиоприемников и радиокомпонентом в частности. Предлагал тому поучаствовать своими деньгами в зарождении новой электротехнической эры. Главное сейчас, чтобы по приезду домой граф не забыл про наше письмо и ознакомился с ним следующим днем. Лишь бы прочел….

Бал закончился после полуночи. Гости уже устали, поникли, не было той веселости и торжественности в глазах, что была в начале. Но Николай и его супруга стоически выдержали испытание. За все время я ни разу не заметил на их лицах ни тени недовольства. Со всеми они были приветливы и снисходительны и, беседуя с гостями, многим предлагали отдохнуть, не перетруждать себя. И кто-то их советам последовал – людей под конец представления стало чуть меньше. Тот же Сумароков с супругой предпочли поехать домой, не дожидаясь финального фотографирования. Да, и после танцев последовало еще довольно мучительная процедура позирования. Как женщины со своими массивными кокошниками все это выдержали, я не представляю. Я видел их мучения и даже чуть-чуть жалел. В общем, когда все закончилось и Николай с императрицей лично с каждым распрощались, настала и нам пора сматывать удочки.