— «И лежат они, напрасные, обманувшие цветы».
Я подумал, что со стороны мы с Борисом напоминаем сейчас собравшихся на поминки полоумных. Поем. Девять дней Худур уже было. Но душа еще здесь…
— Все, — сказал я, — когда последний раз и при ком открывали рояль?
Борис оглянулся на рояль. В блокноте он успел начертать что-то специфическое, кажется, тюремную решетку, но сказал он, что чертит «сетку», чтобы определить, когда и кто из прежних друзей посещал дачу. Это было, по-моему, очень разумно,
— Ты же утверждаешь, что Генка подозревал всех нас. Тех, что гудели у Гиви в Гаграх.
— Генка уверен, что тот маньяк был тогда среди нас. Но ведь трое из двенадцати… теперь четверо, умерли.
— Минус мы двое и Генка? Так?
Я был не очень уверен, но кивнул.
— Остаются пятеро, — Борис решительно перевернул листок, прихлопнул его ладонью, — и трое нас по-се-щали! Вот эти трое!
И он крупно написал три имени. Да, три имени. Два мужских и одно женское.
— Галя с сыном бывала, ты его не знаешь. Андрей с бабой. Вроде жена. Левка с третьей женой. Да. Поддерживали связь. В отличие от тебя… поддерживали… — он поднял тоскливый, все еще пьяный взор, — к… сожалению! Теперь ведь просто? Кто посетил последним?
Это было непросто, потому что выяснилось, что как раз все трое были здесь за две недели до взрыва и даже непонятно по какому случаю. И рояль в тот вечер звучал. И потом, скорее всего, вовсе был заперт до десятого августа.
— Вот и все, Адик! Эти трое. Теперь уже просто?
Мы немного подумали. Я как раз отличаюсь способностью подливать ложку дегтя.
— Но не они же одни? Так? А если кого-то тот, четвертый, еще попросил об одолжении.
Борис уставился на зловещее место возле рояля. Что ему прошептал призрак Худур, я не расслышал, но он не хотел сдаваться:
— Все равно! В четверых не заплутаем.
— Если Генка прав. А расчет у маньяка был на то, что вы, Боря, будете все в куче, когда заиграет Рояль. Пять-шесть покойников сразу. Соображаешь, что из этого следует?
Он тут же сообразил. Зримо и действенно:
— Он сам бы не пришел! Кто отказался?!