Он снова толкнул комэска в сторону импровизированной виселицы.
— Скажи спасибо, что не дал тебя на ремни порезать, как ребята требовали. Ты ведь многих наших покрошил, большой к тебе счет!
— Ничего, по всем счетам и тебе придется рассчитываться, и предателям-перебежчикам, которых на груди пригрел, — сказал Семенов, щурясь, и в последний раз посмотрел на клонившееся к закату солнце. Желтый диск висел точно посередине петли, и если бы комэск не был коммунистом и воинствующим атеистом, он мог бы найти в этом какое-то благоприятное предзнаменование. Но верил он только в марксистскую диалектику и исторический материализм. Правда, перед смертью и в ангела-хранителя поверил…
Его подвели к табурету. Один конвойный завёл за спину локти, второй приготовился связывать.
— Не передумал? — спросил, подходя, есаул и протянул партбилет. — Спалишь свою бумажку, принимай сотню и живи дальше! Зачем на тот свет торопиться? Ну? Будешь палить?
Вместо ответа Семенов набрал полную грудь воздуха и плюнул в раскрасневшееся рябое лицо, потом вырвался, бросился вперёд, нацелившись цепкими руками в толстую потную шею. Но есаул сильным ударом успел сбить его с ног, тут же навалились конвоиры, заломили руки, связали так, что в плечах заломило.
— Ну, и черт с тобой, подыхай, — сказал Никишкин, переводя сбившееся дыхание и вытираясь несвежим платком. — Твое дело!
Семенова подтолкнули к табуретке, подсадили, поддерживая под локти, накинули и затянули на шее петлю.
— Моё дело того стоит, — сказал Семенов и крикнул изо всех последних сил:
— Да здравствует власть рабочих и крестьян! Долой эксплуататоров! Свобода, равенство, справед…
Муртазали выбил ногой табуретку, крик оборвался на полуслове, и красный командир, раскачиваясь и крутясь на верёвке, повис в воздухе. Летавшие над местом казни вороны стали сужать круги…
Эпилог первой части
Пропажу Семенова с боевым охранением обнаружили быстро. По случайному стечению обстоятельств, в эскадрон прискакал вестовой из штаба, и оказалось, что комэск в полк не прибыл, да и по дороге не встретился, хотя разминуться им было невозможно. На поиски немедленно бросили несколько разъездов из лучших следопытов, и Адамов с Васькой Сергеевым отыскали в кустах изрешеченные трупы Лукина и Ангела Смерти с его «ангелятами». Следы чужих коней вели к линии фронта, причем один конь был тяжело загружен, значит, вез двойную ношу.
— В общем, дело ясное: захватили беляки командира! — доложил комиссару Адамов. — Скорей всего, в Голодаевку отвезли. Там у них штаб второй сотни!
Буцанов нервно дернул щекой, выпустил облако горького дыма.
— Надо зайти в Голодаевку, все там разведать да налететь неожиданно! Если Иван живой — отобьем, если мертвый — отомстим…
Адамов кивнул.
— Грамотно придумано, комиссар! Сейчас подберу пару-тройку ребят да разведаем!
Военспец не бросал слов на ветер: когда солнце начало клониться к закату, в «Беспощадном» уже знали о смерти командира. Знали и расположение штаба и имена захвативших Семенова пластунов, и маршруты сторожевых разъездов. Бойцы, сжав зубы, готовили оружие и снаряжение к ночному бою: ладили белые повязки на рукава, обматывали тряпками стремена и уздечки, чтобы не звякнули ненароком…
Когда стемнело, эскадрон выдвинулся к Голодаевке. Разведгруппы бесшумно сняли часовых и «Беспощадный» ворвался в спящее село как никогда раньше оправдывая свое название. Внезапно вспыхнувшая стрельба, взрывы гранат, загоревшиеся тут и там избы… В багровых отблесках пожарищ разъяренные семеновцы, как всадники Апокалипсиса, со свистом рубили разбегающихся в исподнем белоказаков… Через полчаса все было кончено. Уцелевших врагов выстроили на площади, сотника Никишкина и перебежчика Петрищева повесили, Сову, Муртазали и других, ходивших в опасный дневной рейд диверсантов, порубали шашками. Остальных, как водится, вывели на околицу и расстреляли из пулеметов.