У Горького на Капри
1
Рутенберг вновь оказался на перепутье. Он любил прекрасный Париж, ему нравилась спокойная жизнь провинциальной Франции. Полученные в ремонтно-строительной компании деньги позволяли ему остановить, наконец, бесконечные поиски материального достатка. Он давал себе ясный отчёт, что возвращение в Россию, где его ждут виселица или каторга, невозможно, и Европа должна стать теперь его домом. Отстранённый от политической деятельности опальный революционер не желал сейчас и общества политических эмигрантов, и всерьёз задумался о стране, где он мог бы найти себе пристанище. Рутенберг, не раздумывая, откликнулся на приглашение Максима Горького и в погожий день конца января сошёл с маленького парохода, курсировавшего один раз в сутки между Неаполем и островом, на уютной пристани Капри.
— Villa Blaesus! — громко произнёс он, приблизившись к группе возниц.
На его возглас откликнулся мужчина, стоявший на набережной возле сожжённой южным солнцем повозки с нависающим над сиденьем верхом. Договорившись о цене, Рутенберг поднялся на экипаж. Лошадка долго тянула повозку своим привычным извилистым путём, и он с интересом рассматривал белые, покрытые колючим кустарником, скалы и обрывистые берега, лазурные дали Неаполитанского залива, скользящие недалеко от каменистого берега рыбацкие лодки. Экипаж въехал в поднимающийся в гору посёлок, застроенный одно-двухэтажными домиками, и вскоре остановился. Он расплатился с возницей, взял свой увесистый чемодан и по лестнице поднялся к вилле. Во дворике он обратился к одному из слуг и тот деловито указал ему рукой в сторону вестибюля. И в этот момент на входе появился Алексей Максимович. Раскрыв руки для объятия и сияя улыбкой, он подошёл к Рутенбергу.
— Дорогой мой! Мы с твоей «сестрой» Марией Фёдоровной тебя заждались, — воскликнул он, положив ладони на мощные плечи гостя.
— Скоро только сказка сказывается, Алексей Максимович, — произнёс Рутенберг. — Пока билет на пароход купил, пока до Неаполя добрался.
Горький знал от своей гражданской жены Андреевой, что после убийства Гапона Рутенберг перешёл на нелегальное положение, чтобы избежать преследования зарубежной агентуры российской полиции. Её «братом» он стал ещё в Гельсингфорсе, когда, потеряв связь с руководством партии и однажды находясь у Горького в гостях, обратился к ней за помощью в получении новых документов. Он слышал о её нужных знакомствах, о способности войти во многие начальственные кабинеты. Тогда она, уже знавшая о Гапоне и о том, что приятель её мужа вынужден бежать заграницу, предложила Рутенбергу стать её «двоюродным братом» и через несколько дней протянула ему паспорт на имя Василия Фёдоровича Фёдорова.
Горький и Андреева познакомились в Севастополе в апреле 1900 года, куда МХАТ выезжал показать жившему в Ялте Чехову его «Чайку». Она играла в его пьесах, читала его книги и её очаровала, и захватила мощь дарования Горького. А на него она произвела особое впечатление в роли Наташи в пьесе «На дне». Он пришёл весь в слезах, жал руки, благодарил. Андреева — одна из самых красивых и талантливых актрис русского театра, примадонна МХАТ, в создании которого принимала деятельное участие, светская дама, хозяйка и посетительница избранных салонов. Её портреты писали Крамской и великий Репин. Он это прекрасно понимал. Он также сознавал, что он женат, а она замужем за действительного статского советника Андрея Желябужского, богатого чиновника, инспектора железных дорог. От него у неё двое детей: сын Юрий и дочь Екатерина, и сценический псевдоним Андреева. В ответ на измены мужа у неё бурный роман с женатым миллионеров Саввой Морозовым. И вот в конце 1903 года Мария уходит от Желябужского и становится гражданской женой Горького. Он же прекращение своего брака официально не оформлял, поэтому зарегистрировать свои новые отношения не мог. В мае 1905 года из Ниццы приходит известие о загадочном самоубийстве бывшего любовника Саввы Морозова, и она получает завещанные им по страховому полису 100 000 рублей. 60 000 рублей унаследованного капитала она отдаёт большевикам. Ведь она убеждённая революционерка, выполняющая особые поручения Ленина, член РСДРП, в которую вступила на год раньше Горького. Потом на сцене МХАТ она играла Лизу в его новой пьесе «Дети солнца», написанную в Трубецком бастионе Петропавловской крепости.
Всемирно известный писатель, Алексей Максимович жил на широкую ногу и мог позволить себе зарубежные путешествия. Слава его была велика. На пристани Неаполя, куда пришвартовался корабль, на котором они плыли из России, его встречала многочисленная толпа. Через два дня возле гостиницы, где он остановился с Андреевой, состоялся митинг. Восторженные почитатели называли его «символом русской революции» и борцом за свободу. Горький ответил, зачитав им приветствие «товарищам итальянцам». Встревоженные власти попросили их перебраться на Капри, где в те годы уже появилась русская колония. Горький был состоятельным человеком и крупным издателем, чему весьма способствовала Мария Фёдоровна, бывшая его литературным секретарём и обладавшая незаурядными организаторскими и коммерческими способностями. Поэтому им не составляло труда сначала остановиться в роскошной гостинице «Квизисана» а потом арендовать дорогую виллу «Блезус», расположенную в одном из самых живописных мест острова.
Мария Фёдоровна вышла во двор и, увидев Рутенберга, подбежала к нему.
— Дорогой «брат», я так рада! — воскликнула она. — Мы с Алексеем Максимовичем так хотели, чтобы ты приехал. Мы тебя любим.
— У меня сейчас не самый радостный период жизни, «сестра». Центральный Комитет отвергает все мои доводы и не желает взять ответственность на себя за убийство Гапона. Просто не с кем разговаривать. Настроение хуже некуда.
— Василий Фёдорович, уверяю тебя, «Всё проходит и это пройдёт» — так было написано на кольце царя Соломона, — попытался успокоить его Горький. — Пойдём, я покажу тебе твою комнату. Поживёшь пока у нас.
Это была одна из комнат для гостей, которых приглашало семейство Сеттани, владелец виллы, когда оно прибывало сюда отдохнуть. Рутенберг даже про себя усмехнулся, увидев двуспальную кровать: это так расходилось с его душевным дискомфортом, не допускавшим сейчас никаких романтических переживаний. Но добротная мебель, стол и кресла, тишина и пейзаж за окном не могли не понравиться ему.
— Спасибо, Алексей Максимович. Замечательная комната.
— Ну, прекрасно. Располагайся. Ждём тебя к ужину.
— Когда?
— В семь — половине восьмого.
— Хорошо, я буду.