— Здравствуйте, Мартын Иванович. Как добрались?

— Прекрасно. И прекрасно провёл здесь полдня. Этот город создан для неги и покоя.

— Я вижу, Вы настроены романтично. Предлагаю пройтись по набережной.

— С удовольствием. Я читал, что речка Неккар очень живописна.

Они прошли по застроенным средневековыми домами улицам и вышли к реке.

— Здесь нас никто не услышит и нам можно поговорить, — произнёс Азеф.

— Меня до сих пор удивляет и возмущает молчание ЦК. Почему он не заявил о деле Гапона в печати?

— А что, по-вашему, ЦК должен сказать? — парировал Азеф.

— Прежде всего, что моя честь вне всяких подозрений.

— Странный Вы человек, Мартын Иванович! Можно, конечно, заявить, что Гершуни вне всяких подозрений. Но разве можно сказать, что честь Павла Ивановича, Ваша или моя не вызывает никаких сомнений?

С бывшим руководителем Боевой организации Григорием Гершуни Рутенберг знаком не был. Три года назад его арестовали в Киеве, и он отбывал пожизненное заключение в Шлиссельбургской крепости, а потом в Акатуйской каторжной тюрьме. Рутенберг слышал о недавно организованном эсерами побеге: его вынесли оттуда в бочке с капустой.

— Вы мне скажите, поручал я Вам убийство Гапона? — вдруг спросил Азеф.

— Конечно.

— Вы лжёте, Мартын Иванович!

Готовые к удару руки напряглись, но Рутенберг с трудом сдержался.

— Нам не о чем больше говорить, Иван Николаевич. Только передайте ЦК, что я требую следствия и суда.

— Я передам Ваше заявление. Но как член ЦК буду против, так как это означает суд между мной и Вами. Поэтому Вам надо возвращаться в Россию и работать.

— В Россию не поеду, — твёрдо заверил его Рутенберг.

Он воспринял предложение Азефа как очевидное намерение передать его в руки охранки и таким образом избавиться от него.

— Как знаете! Ну, будем прощаться.