– «Рубен» с дополнительной капустой. Понятно?

Эйвери кивнула, и мужчина ушел, не успела она и слова сказать. Она хотела пойти за ним, выследить его, выяснить, что случилось. Что-то пошло не так или Андре просто так ведет дела? Но она осталась там, где стояла, и продолжила вглядываться в зеркальный бассейн. Ее взгляд вернулся к имени Виктории Форд, выгравированном в бронзе. Эйвери медленно досчитала до шестидесяти, прежде чем двигаться. Почему шестьдесят, а не сто? Зачем вообще ждать, а не бежать бегом к автокафе? Настолько далеко от своей привычной среды, она понятия не имела, как ответить на эти вопросы, только какой-то инстинкт говорил ей, что что-то отчаянно не так.

Через минуту она неспешно прошла по Гринвич-стрит и нашла автокафе. Она оказалась четвертой в очереди. Обслуживание было удручающе медленным, и с каждой прошедшей минутой Эйвери чувствовала, как ускоряется пульс. Лоб и шея покрылись бисеринками пота. Когда она подошла к окошку, мужчина стоял с карандашом наготове, держа его над блокнтом.

– «Рубен» с дополнительной капустой.

Мужчина в фургоне не медлил. На нем был белый фартук. На кончике носа держались очки для чтения.

– Картошку?

– Нет, – сказала Эйвери.

– Что-нибудь попить?

– Только сэндвич. «Рубен» с дополнительной капустой. – Она говорила медленно, чтобы мужчина расслышал каждый слог.

– Десять пятьдесят, – сказал он, ни разу не взглянув поверх своих очков.

Эйвери чуть помедлила, прежде чем заплатить, отошла в сторону и стала ждать заказ. Через несколько минут на полку снаружи второго окна автокафе шлепнулся пластиковый пакет.

– «Рубен» с дополнительной капустой, – выкрикнула женщина.

Эйвери подошла и забрала свой сэндвич. Она быстро заглянула в пакет. Это все, что было нужно. Компанию «Рубену» составлял конверт. Ей потребовалась вся выдержка, чтобы не схватить конверт сразу же. Вместо этого она прошла еще квартал и села на скамейку, после чего открыла пакет. Достала конверт и открыла его. Еще одна учетная карточка.

«Старая церковь святого Патрика. Пешком. Никакого метро. Никакого такси. Андре».

Эйвери подняла голову от записки, обвела взглядом тротуар и улицу. Похоже, никто не обращает на нее внимания. Несмотря на это, она по-прежнему чувствовала себя ужасно открытой, как будто за ней следят невидимые глаза. С участившимся сердцебиением и катящимся вниз к пояснице потом, она встала со скамейки и пошла на восток по Фултон-стрит. Дойдя до Бродвея, она повернула налево и прошла две мили на север к старому собору святого Патрика. Это заняло тридцать минут.

Полуденная месса уже шла, когда Эйвери нашла местечко на задней скамье. Народу было достаточно. Она пела вместе с прихожанами. Тридцать минут она сидела, вставала и снова садилась, высматривая в толпе Андре. Она сидела во время причастия. После последнего благословения собор начал медленно пустеть. Ей не удалось распознать подозрительных лиц. Если за ней следят, то те, кто идет по следу, оставались невидимками.

Она сидела на задней скамье собора, справа от длинного центрального прохода. Через десять минут после окончания службы внутри оставалось еще несколько человек. Кто-то стоял на коленях впереди, глубоко погрузившись в молитву. Другие ходили по центральному проходу, задрав шеи к небу, восхищаясь изысканным потолком и выдающейся красотой собора. Несколько человек фотографировали.

Эйвери увидела его идущим по боковому проходу. Андре шел медленно и вел себя как другие туристы в храме, глядя вверх на потолок и вокруг на просторное внутреннее пространство. Он был в джинсах и спортивном пиджаке. Его живот угрожал оторвать единственную пуговицу, удерживающую пиджак застегнутым. Глазки-бусинки бегали вокруг за маленькими очками без оправы, и Эйвери заметила у него в правой руке большой желтый конверт. Он подошел к скамье со стороны бокового прохода и прошел ее всю, пока не сел рядом с Эйвери.

– Что происходит? – прошептала Эйвери.

– За вами следят.