— Ко мне! — гаркнул Снежный Маг.
Лидаэль с Аратарном не разжали рук, хотя сыну Губителя казалось — он сжимает в ладони раскалённый докрасна слиток.
Вот дрогнул и вздулся горбом жёлтый песок. Вот он раздался в стороны, и на поверхности появился иссиня-чёрный куб, не из камня, дерева или какого-то иного материала, но куб идеальной тьмы, сплошной, непроглядной — и не отбрасывающей тени.
Солнце померкло, словно кто-то накрыл небо исполинским закопчённым стеклом. Тьма расползалась от чёрного куба, растекалась волнами, затопляя песчаную пустошь, а над самим камнем поднималась, точно вырастая из него, призрачная тёмная фигура, колышущиеся покрывала мрака, посреди которых угольями горели два алых глаза.
Горджелин не выдержал — зарычал.
— Давненько не виделись, Снежный Маг, — пронёсся над песками бесплотный шёпот, тень качнулась, глаза вспыхнули ярче. — Забыл меня, да, Горджелин, двоюродный брат мой?
— Чёрный… — выдохнул Равнодушный[3].
Лидаэль охнула. Аратарн ссутулился, встряхнул кистями рук. «Сейчас будет славная драка», — мелькнула мысль.
— Вижу, вы меня помните. Рад, рад, признаюсь, рад. Давненько поджидал, что и говорить.
— Поджидал? — мрачно переспросил Горджелин. — Ровно кот ничего не подозревающую мышку? Для чего и зачем, позволь узнать? И, значит, это всё, — он качнул посохом в стороны, — твари Междумирья, Дикий Лес, бродячие скалы — твоих рук дело? Но зачем, чего ты хочешь?
— Сколько вопросов сразу, — усмехнулся призрак. — Конечно, моих. Чьих же ещё? Много ты знаешь чародеев в Большом Хьёрварде, способных на такое?
— Не знаю ни одного, — буркнул Горджелин. — Так что ты затеял здесь, воплощение Тьмы? Отчего ты не со своим Поколением? И отчего не явился прямиком в мой замок, если искал встречи?
— Я ждал, потому что вы должны были быть готовы. Потому что должен быть готов и я. Тьма — великая пророчица, всё, чтобы было, есть, и будет отражено в Ней — или памятью об уже свершённом, или предсказаниями о том, чему только суждено свершиться. А что до Поколения… Мои наставления им слишком скучны. — Тень на вершине куба пожала плечами. — Я избавил их от крупных неприятностей — что поделать, родная кровь, как-никак! — но они ещё не готовы, чтобы я учил их дальше. Должны подрасти. К тому же у нас есть куда более срочные дела, Равнодушный.
— Одни загадки, — зло сощурился Снежный Маг. — Но я так и не понял, для чего мы тебе,
Алые угли глаз закрылись и вновь открылись, словно Чёрный мигнул.
— Вы здесь для того, чтобы снять Проклятие Эльфрана, — заявил он. — Ничто иное и не могло привести вас в Южный Хьёрвард, это совершенно точно. Любовь и чувство вины гонят тебя вперёд, Горджелин, дорогой кузен, гонят вернее жалящих бичей. Ты, Лидаэль, никогда не смиришься с судьбой, постигшей твою мать. А ты, Аратарн, ты никогда не оставишь ту, которая уже часть тебя и твоего сердца.
Аратарн глухо зарычал. Пальцы Лидаэли вдруг сильно-сильно сдавили ему ладонь.
— Вы долго искали фокальную точку, где, как тебе казалось, дорогой кузен, и скрыта разгадка. «Кенотаф», да? Охраняемый могучими силами, который нужно разрушить — и там будет указание, где кроется второй фокус проклятия, я же прав? И ты был почти уверен, Равнодушный, что поиск укажет тебе на Камень Тоэй в Эльфране, со всеми его смешными Высокими Домами — или Дома были Великими?
— Ты явился сюда издеваться над нами, могучий? — глухо сказал Аратарн. — Ты можешь быть очень силён, но это не делает тебе чести. И что тебе до наших забот?
— Вы нужны мне, а я нужен вам, — без обиняков заявил призрак. — Никто не оскорбляет тебя, юноша, я лишь пытаюсь объяснить, что без меня Проклятие вам не снять. У него нет никакого вместилища, нет фокуса, оно ни к чему не привязано. Это сильнейшее из проклятий, когда-либо наложенных под небом этого мира — да и многих иных. Тебя ввели в заблуждение мои приготовления, кузен, — Чёрный небрежно кивнул в сторону ползающих скал, — но ты, сын Истинных Магов, решил, что всё дело в каком-то артефакте! Что достаточно будет разрушить оба фокуса — и Проклятие сгинет! Родственник, родственник, ты огорчаешь меня.