Окрыленные встречей с рассветом, мы летим по едва ли разбуженной трассе. Свежий утренний ветер треплет мне волосы, но я не ощущаю холода — тепло его кожи согревает меня, и я даже немножко жалею о том, что так внезапно засобиралась домой. От осознания того, что с минуты на минуту нам придется расстаться, мое сердце бьется все быстрей и быстрей, и мне несносно об этом думать.
И я не думаю — я погружаюсь в свои ощущения. Сейчас мне так хорошо, так прекрасно, что я готова остаться в этом моменте навсегда.
Покачнувшись, мы тормозим — приехали, и мне приходится отлипнуть от его спины, убрать руки с живота, судорожно выдохнуть и спрыгнуть с мотоцикла, хоть я этого и не желаю. Мне стоит как можно скорее пробраться к террасе и незаметно проскочить в свою комнату.
— Джонни, — Антон соскакивает с мотоцикла и ловит меня за руку, в то время как я нацелилась тихонько улизнуть, чтобы избежать мучительного расставания, пусть и недолгого, всего лишь на пару дней или даже часов. Но расставания.
Наши пальцы невольно переплетаются, и я замираю в страхе обернуться. Мне кажется, если я сейчас увижу его, взгляну в глаза, то просто разревусь, как последняя дура. Не знаю, как люди выдерживают испытание расстоянием, как они сохраняют тепло друг друга, консервируя его внутри себя. Мне
— Что? — запоздало отзываюсь я, когда его вторая рука касается моей талии. Когда он легко, но настойчиво притягивает меня к себе. Когда целует меня в шею и за ухо.
— Кажется, ты кое-что забыла.
Его бархатный, нежный шепот кружит мне голову, туманит рассудок, будоражит сердце. Нет, я не забыла, я помню, но… Звонит будильник.
— Мне пора, — поспешно выдавливаю я из себя и наконец-то поворачиваюсь к Антону лицом. Но сразу же отступаю назад, на безопасное расстояние.
Это невыносимо: быть рядом с ним, чувствовать на себе его взгляд, ловить улыбку, следить за движением губ:
— Может быть, пересечемся среди недели?
Но не вникать в смысл произнесенного, а мечтать только о новом, бесконечно прекрасном поцелуе.
И так же невыносимо быть без него.
Я опускаю глаза. И не знаю, куда себя деть: бежать или снова прильнуть к его широкой, крепкой груди и остаться в желанных объятиях? Черт! Черт! Черт! Меня рвут на части противоречия, а со стороны, наверно, кажется, что я туплю…
Да, я туплю. И это тоже невыносимо прекрасно!
— Если только вечером, после шести, — на выдохе произношу я.
И пока смотрю вниз, себе под ноги, блуждая растерянным взглядом, где придется, лишь бы ненароком не встретиться с тем, кто безжалостно сводит меня с ума, вдруг натыкаюсь на… по-детски громкоговорящую надпись на мотоцикле.
Краской или чем-то вроде корректора на черном пластиковом корпусе, сбоку, почти под сидением, кривыми печатными буквами обозначена примитивная рифма к его имени. И я даже догадываюсь, кто это сделал…
Из меня непроизвольно вырывается короткий смешок. Я поднимаю глаза, а потом снова фокусируюсь на надписи, и Антон это, кажется, замечает.
— Ты опять что-то задумала? — тепло улыбается он.