– За красивые галстуки.

Физиономия Оникия превратилась в высохший иероглиф раздавленной на шоссе лягушки.

– Ваш отец член партии? А вы почему не в комсомоле?

– В комсомол вступают добровольно.

– Ваш приятель – мелкий циник. У него ущербная психика! Эта дурацкая шинель, которую он таскал несколько лет… Я с ним беседовал. У него всё закручено… Философия, религия! Всё сложно… А надо жить просто!

– Простота хуже воровства.

– Неужели вы не заметили за ним странности?.. Никто в городе не ходит в шортах, а он – плейбой! В белых штанишках с чёрным зайцем… Если бы не душевная болезнь, не вылезать ему из-за решётки!

– Девушка, мы хотим вам помочь, – подключилась к разговору заведующая отделом школьной работы. Толстые, высокие каблуки её модных туфель гармонировали с увесистой нижней челюстью напудренного лица. Во взгляде, по слову Серна, была готовность вновь лишиться девственности, ибо Герлыгина жила одна. Муж, старше её намного, помер, как Аристотель, в 63 года.

Рядом с комсомольскими запевалами восседал идеолог горкома партии Пекарников, похожий на маститого политического обозревателя, что заспиртован анатомическим уродцем в стеклянной банке кунсткамеры телевизора.

В молодости Пекарников мечтал стать беллетристом и даже испёк два художественных произведения; до сих пор хранит их в личном архиве так, как одинокая женщина порой бережёт до последних дней ночнушку, в которой впервые отдалась любимому. Первый рассказ, почти в чеховском тоне, повествовал о жизни мелкого служащего, замученного «конкуренцией обстоятельств», во втором опусе – этот же персонаж спешил на свидание с сердцеедкой, наблюдая на дереве спаривание воробьёв…

В марте пятьдесят третьего года, взяв в руки газету «Правда», Пекарников получил плачевное известие, что отец отечества, усатый нянь, отъиде от сего света. Не взирая на крах культа Сталина, ещё пуще, втихомолку, перечитывал шедевр Иосифа Виссарионовича «Вопросы Ленинизма», постоянно застревая на одном диалектически трудном фрагменте: не мог взять в толк, почему ядрёная вдова в ответ на призыв партии и лично товарища Сталина отречься от единоличного хозяйства и вступить в колхоз задрала перед собранием односельчан подол:

– Нате! Получайте колхоз!

Пекарников любил общаться с молодёжью.

– Мы к вам со всей душой, – внушал партократ выпускнице вечерней школы, охваченной, гм, «моментом буржуазной ограниченности».

– Ваш ухажёр втянет вас в религию! – взвизгивал Оникий.

– А что в религии плохого?

– Ну как вы не понимаете? Бога нет. Вы хоть бы отца своего послушали! Ведь он спалил Евангелие, которое вам подарил ваш сумасброд.

– Кто возлюбит отца больше Христа…

– Вот, вот! Его влияние! Он вовлекает вас в болото. Почему вы нигде не работаете?

– Не успела устроиться.