Про Антона охранник ничего не знал (ну, разумеется!) и внутрь не пустил.

— Вход для совершеннолетних, — ухмыляясь, он кивнул на выцветшую неразборчивую табличку.

— Я совершеннолетняя!

— Документ покажи. Если нет — проваливай.

Разумеется, документов у меня не было. И я бы, пожалуй «провалила», если бы ко входу не подкатил богатый экипаж. Невысокий, но мощный шеттер в плаще с откинутым капюшоном важно прошествовал мимо охранника. На черной коже блестели золотые татуировки, с обеих сторон к гостю липли юные красотки в легкомысленных нарядах. Вышибала учтиво поклонился, даже дверь приоткрыл.

— Эй! Им же не больше шестнадцати!

— Со взрослыми можно, — снова ухмыльнулся охранник и тут же нахмурился: — вали отсюда, пока я добрый.

— Возмутительно!.. — Слова застыли в горле. Дверь приоткрылась, выпустив двух злых, проигравшихся вдрызг господ, но мне на них было плевать. В ярко освещенном зале мелькнула знакомая светлая макушка. Охранник отточенным движением перехватил меня, закрутил руку за спину — не вырвешься!

— Антон!

Дверь захлопнулась, а он даже не повернул головы, был слишком увлечен рыжеволосой девицей.

Вышибала поднял меня как пушинку и перенес шагов на десять от входа, поставил на жухлую траву.

— Обычно я не такой добрый, — он наставил на меня толстый кривой палец, — но сегодня у меня хороший день. Поэтому я повторяю: проваливай! Еще раз увижу — будешь плескаться под мостом, тебе не помешает. Ясно? — Он ткнул пальцем меня в плечо, развернулся и ушел на пост, демонстративно вытирая ладони о штаны.

Плечо пульсировало, будто по нему саданули молотком. Да, такой щелчком ногу перешибет. Не будем нарываться. Подождем.

Я вышла за пределы освещенной площадки, обошла здание по широкому кругу. Позади «замка» за высоким забором располагались хозяйственные постройки, но проникнуть через них не получилось — вдоль ограды вышагивал еще один громила с собакой на поводке. Логично. В игорном доме крутились огромные деньги. Пришлось уйти, тем более из приоткрытых (и зарешеченных) окон кухни одуряюще пахло едой. Желудок вспомнил о своих непосредственных обязанностях, и, кажется, начал переваривать сам себя.

Вокруг заведения было людно. Посетители постоянно сменялись, экипажи отъезжали и подъезжали. Пятеро обритых на лысо лесовиков чинно прошагали мимо вышибалы (тот, едва дверь закрылась, брезгливо сплюнул). Дверь тут же отворилась, выпустив на улицу статную даму в меховом манто и тощего коротышку с огромным носом и в шляпе с пером. Носач семенил за дамой и неразборчиво бормотал. Группа рыжих толстяков нестройно пела какие-то гимны, слоняясь по округе. Кто-то ругался, кто-то рыдал. Из-за стогов на берегу раздавались взрывы хохота.

Темнота за границей освещенного солнечными цветами участка только казалась непроглядной. Над рекой завивались кудрями бледно-зеленые туманники, жуки-бородачи подманивали самок золотистыми наростами под жвалами, а в прорехах туч изредка показывался тусклый месяц.

Из-под моста ругались еще яростнее. Я осторожно заглянула через перила.

— Проклятый Тоер! Чтоб у него руки отсохли! Швырнул меня в это болото! Я ж его вот такусеньким глистом помню, чтоб из него вурдалаки седло скрутили, и он до конца дней возил вонючие кенольи задницы! А, чтоб вас! Помяни ублюдков к ночи…

Над городом вспыхнул огненный фонтан, потом еще один. Фейерверки свистели и грохотали так, что все окрестные собаки еще долго не могли успокоиться — вторили обитателю подмостья. Тот высказал все, что думает о хитрых, сволочных кенолах. А думал он о них, по всей видимости, часто и много.

— Эй, у вас там все нормально? — улучив момент между тирадами, я свесилась с моста.