— Появилась в вашей жизни? Нет, Лили — это вы вломились в мою — абсолютно бесцеремонно.
— Разве важно, кто к кому вломился? Я просто хочу, чтобы мы подружились, несмотря на Джемму с ее мастер-классами. — Я вздохнула и покачала головой, не глядя на тебя. Ты почувствовала слабину и перешла в наступление: — Правильно, к черту дружбу! Поднимем бокалы за двух одиноких неудачниц, которые заправляются шампанским с утра пораньше.
Я залпом осушила свой бокал, глядя тебе прямо в глаза, — ты выдержала мой взгляд не мигая. Понятно. Все стало понятно без слов — победит сильнейший.
Ты предлагаешь дружбу — но что потребуешь взамен? Ты играла со мной как кошка с мышкой.
— Оказывается, вы и ругаться умеете, Лили.
Ты взяла бутылку, наполнила мой бокал и очень спокойно сказала:
— Я же говорю: люди меняются.
16 марта
С годами я поняла — люди все про себя знают, нужно только намекнуть. Чем я, собственно, и занималась: намечала контур, а человек сам дорисовывал картинку, лишний раз убеждался в том, что и так в глубине души знал. Работает безотказно — чуть подтолкнуть, и человек сам додумает, вновь признает (или же откроет впервые) горькую правду.
О, я прекрасно умею обернуть ситуацию в свою пользу, все устроить, как мне нужно. Учителя у меня были хорошие. Мама и Джемма заставили повертеться, зато я выработала стратегию самообороны: хочешь сделать человеку больно — просто скажи правду.
Например, Мэг из четвертой по счету школы. Стоило намекнуть, и она сама додумала. Бедняжка Мэг страдала лишним весом. После восьмого класса она решила исправить дело и все лето сидела впроголодь — говорят, ела по яблочку в день. Я помню, какая гордая заявилась она в школу — смотрите мол, как я крута. Владею собой и повелеваю миром. Как бы не так! Я-то знала — не должна она быть популярней меня! Все пришли от Мэг в полный восторг. Девчонки хотели дружить, парни по пятам ходили. Словно после шести недель голодовки в класс пришла не Мэг, а новая девочка и стала первой красавицей. Раньше первой красавицей считалась я, причем без всяких голодовок. Это я была новенькой (я пришла в конце восьмого класса) и объективно самой красивой. Я, а не она! Мэг поменялась внешне, а не внутри. Кто-то должен был поставить ее на место. Восстановить справедливость, напомнить, что есть люди в сто раз красивее и интереснее.
После каникул Мэг никто не называл, да и не считал жирной — кроме нее самой. Если подумать, я ничего не сделала, просто обронила пару фраз. Например: «Пожалуй, ты не очень изменилась…» или «говорят, ты жирная, не обращай внимания!» или «слушай, если все равно обзывают толстой, зачем сидеть на диете?» Слов двадцать, не больше. Я всего раза три-четыре их повторила плюс регулярно подкармливала голодную подругу за обедом. В результате вновь оказалась врагом номер один.
Мэг сама виновата, пусть знает свое место.
Так же и с КР.
В «Роузвуде» я без труда пробила оборону — слегка намекнула, как жизнь ушла вперед. Напомнила, что, вообще-то, можно общаться не только с гражданским мужем. Остальное сделали она сама и весь ее жизненный опыт. Она много взяла чужого. Теперь грядет расплата; надвигается, как огромная волна; очень скоро я обрушу ее на КР.
Глава 9
Когда бутылка шампанского почти опустела, ты попросила:
— Расскажите про сон, Кэтрин. Он вас очень взволновал…
Разумеется, ты не заслуживала откровенности, я прекрасно понимала: если расскажу, снова подставлюсь. Однако соблазн был слишком велик, я страдала без общения, как потерпевший кораблекрушение страдает от жажды. Ты предлагала соленую воду, и в отчаянии я готова была пить и ее.