– Прошу прощения у каждого, кто невольно стал моим вестником, – ответила я и склонила голову, так извиняясь, – но я не могу лично передать ответ его светлости. Я не желаю с ним разговаривать.
– Вы посмотрите, братец, – фыркнула Селия, – какая-то баронесса смеет не разговаривать с представителем высшей аристократии. Если каждая мелкая сошка…
– Помолчите, – сухо произнес государь и вновь и обратился ко мне: – Прошу прощения, ваша милость, за невольное оскорбление. Так в чем же причина ваших разногласий с герцогом?
– Я ведь сделал, как вы хотели, ваша милость, – заметил его светлость. – Что же вас не устроило в моих словах?
– Быть может, обманутые надежды, – негромко хмыкнула графиня, явно намекая на подношение, и я улыбнулась ей:
– Вы совершенно правы, ваше сиятельство. Его светлость клялся найти того, кто распускает обо мне грязные сплетни, извращая истину, и разобраться с ним, как полагается. – После перевела взгляд на государя и продолжила, уже обращаясь только к нему: – Если уж герцог Ришем не в силах исполнить своей клятвы, то я ожидала извинений, принесенных им мне прилюдно. Однако, Ваше Величество, его светлость не выполнил ни первого, ни второго. То, что его светлость изволил огласить, было мне не менее оскорбительным, чем сами слухи и неисполненная клятва, а потому я продолжаю хранить обет молчания.
– Но за что же ему извиняться, ваша милость? – спросил государь. – Вы считаете, что он причастен к порочащим вас слухам?
– Какая нелепица, – передернула плечами принцесса.
– Немыслимо, – согласилась с ней Серпина.
– Это оскорбительно, – фыркнул сам герцог.
– У меня нет тому доказательств, Ваше Величество, – признала я, – а голословное обвинение столь же лживо, как и сплетни. – И все-таки мне было что ответить: – Потому я жду извинений за иное. – Король ответил вопросительным взглядом, и я продолжила: – Его светлость преследовал меня, нарушая тем все правила этикета, чему свидетель моя госпожа и ее сопровождение. Ее светлость защитила меня от герцога, не позволив ему скомпрометировать меня своей назойливостью, однако сам его светлость извинений за подобное неуважение и нахальство мне так и не принес. Именно их я ждала, как и исполнения клятвы разобраться с клеветниками, которые порочат мое имя. Вот и вся причина, государь, – я снова присела в реверансе. – И раз уж так вышло, то рассудите нас, Ваше Величество.
Взгляды обратились на короля. Он молчал некоторое время, рассматривая меня, однако уголки губ его подрагивали в сдерживаемой улыбке, и государь огласил:
– Вы в своем праве, ваша милость. Ваши требования справедливы. Ваша светлость? – он перевел взгляд на Нибо Ришема, и тот воскликнул:
– Боги, ваша милость, не моя вина, что нам приглянулась одна и та же беседка, к чему эта обида?
– Я оставила беседку его светлости, Ваше Величество, но он последовал за мной и продолжил навязывать свое общество, – пояснила я королю, продолжая игнорировать герцога. – Более того, угрожал не отставать, даже если я побегу. Уж не знаю, чем я настолько возбудила интерес герцога, но отвязаться от него удалось лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Хэлл не оставил меня своей заботой.
– Простите же меня, ваша милость! – воскликнул герцог, прижав ладонь к груди. – У меня не было дурных мыслей, я всего лишь был очарован вами и желал познакомиться с девицей, о которой ходило столько толков. Если уж вас так ранило мое внимание, то приношу вам свои извинения. Теперь вы прощаете меня?
– Вы прощаете его светлость? – спросил король, уже не скрывая улыбки.
– Прощаю, Ваше Величество, – ответила я, удовлетворенная тем, что Ришем во всеуслышание, хоть и вынужденно, огласил правдивую версию, тем самым опровергнув собственную сплетню. После этого я наконец посмотрела на самого герцога. – И ожидаю исполнения клятвы найти и наказать клеветника.
– Но я не давал клятвы, – заметил герцог. – Только сказал, что если бы знал, кто это, то нашел бы и наказал.
– Я всегда почитала слово мужчины за клятву, – ответила я ему. – Иначе, если мужчина просто сотрясает воздух, то разве же он мужчина? Меня с детства обучали, что мужчины – это оплот доблести, чести и верности своему слову. Неужто учителя ошибались?