Называлось раньше это село Георгиевкой.
В первый раз про Георгиевку я узнала лет в шесть, когда мама с папой ездили туда на свадьбу маминой двоюродной сестры. Я помню, как они готовились к дороге, потому что дальние поездки и большие торжества были редки, и сборы проходили в радостной, волнующей суете…
Мы оставались с бабушкой дома и с нетерпением ожидали их возвращения.
С багажом впечатлений от «немецкой» свадьбы они привезли с собой букет георгинов. Я никогда раньше не видела эти роскошные цветы с красными бархатными лепестками, уложенными в несколько слоёв, образуя аккуратную розеточку. Красота их настолько была удивительна, что слово «Георгиевка» у меня связалось в тот момент и навсегда со словом «георгины».
Это было совсем другое царство, не похожее на наш скудный, засохший, степной мир. Благодатный оазис среди степи. Длинные, бесконечные улицы – аллеи из высоких, больших деревьев-тополей. Дома с деревянными ставнями, скамеечками у забора и цветочными палисадниками, пёстрыми клумбами. Георгины, гладиолусы, школьники, петунии, астры, бархатцы… Чудо!
А какие были щедрые там огороды! Помидоры спели на кустах, огурцы и даже тыквы там росли. И кукуруза. И ранетки там росли в садах. И даже черешня. Представляете? А в магазинах там чего только нет. Универмаги, полные товаров. А под стеклянными витринами – ювелирные украшения. Запомнила вывеску «Алтайзолото». И любоваться можно долго на камни драгоценные в золотой оправе. Красота!..
Чудом было и то, что, несмотря на всё это изобилие, у нас даже не возникало мысли «вот бы остаться и жить тут всегда». Когда «Икарус» раздвигал свои высоченные двери, будто космический корабль, и высаживал нас после нашего необычного путешествия в Страну Георгинов на остановке по пути трассы, с радостью шли мы домой.
Вот он, любимый Край Земли. Когда никакие деревья, огороды и постройки не загораживают вид на заходящее солнце. Ты можешь встречать и провожать его всегда. И нежный ветерок встречает тебя, принося в подарок тот лишь слегка уловимый, горько-сладкий аромат полыни. Это степь дышала нам навстречу. Не забыть эти встречи. Не забыть этот ветер. Не забыть этот дом. Там детство прошло моё. И ничто мне его не заменит.
Достоевский в Семипалатинске
В Семипалатинске, или Семее, как этот бывший областной центр называется сейчас, мы были однажды на каникулах, по путёвке на отдыхе.
Ехали на поезде. В окне вагона мелькают разъезды, 18-й, 19-й, Жарма, Жангиз-Тобе, Чарск… Между станциями – степь и горы, т. е. сопки и холмы. Высокие и низкие, как будто застывшие жёлто-зелёные волны… Скалы и холмы с вкраплениями камней. Камни и травы, ковыль и полынь. Всё промелькнуло. Через шесть часов прибыли на вокзал. Запах раскалённого на солнце асфальта, гул голосов и скрежет вагонных тормозов.
На автобусе нас отвезли в гостиницу.
Мы жили в настоящей гостинице на берегу Иртыша. В большом высокоэтажном здании. Какая красота – увидеть город свысока.
А внизу, у берега, был речной вокзал с рестораном, и вечером, когда темнело, зажигалась ярким неоновым светом синяя вывеска с названием «Чайка» и звучала музыка. Вот было красиво! Середина восьмидесятых. В кинотеатрах идёт фильм «Пираты двадцатого века» с актёром Николаем Ерёменко, на который мы тоже сходили всей группой по культурной программе. Возили нас и на другие экскурсии. Было очень интересно. В одной из таких экскурсий наша группа неспешно обходила комнаты дома-музея, в котором жил Достоевский во время своей ссылки в 1854 году. На стенах висели различные фотографии, книги, предметы того времени…
А в центре одной комнаты под стеклом на стеллаже, совсем близко, прямо передо мной лежали пожелтевшие листки с мелким почерком уважаемого мной писателя. Примерно то же самое чувствуют, наверное, фанаты эстрадных звёзд, выжидая очередь на автограф, – своего рода благоговение. Передо мной так чётко лежали письма Фёдора Михайловича, и даже можно было прочесть, о чём там велась речь. Но буквы трудно было разобрать. Зачарованная, я ещё долго стояла перед этой витриной, как будто наяву встретившись с духом самого писателя. Здесь когда-то жил и творил сам Достоевский, а теперь я, школьница с неизвестной никому маленькой станции, стою в этом самом месте и смотрю, затаив дыхание, на исписанные чернилами строчки. Чудо.
Акации моего детства
На той стороне, далеко, через речку, железную дорогу и трассу, дальше школы, возвышаются сопки. На вершинах стоят казахские могилки в ряд. Мавзолеи из белого кирпича с башенками и полумесяцем сверху. Молчаливо и гордо возвышаются они, словно стражники, стоя в ряд на вершинах холмов, напоминая живущим о бренности бытия… Эти холмы видны нам всегда из нашего двора.
Я помню дворик, в котором прошло наше детство. Там росли низенькие жёлтые акации с тонкими, гладкими и шелушащимися, как луковица, стволами. В их оголённых расщелинах мухи откладывали свои яйца. Россыпь бледно-коричневых и белых пупырышек, наполненных невесть чем. Проткнуть их мы не решались, только замечали, как тугие и лоснящиеся шарики превращались со временем в сморщенные, полуспущенные мячики.
Помню, мы всегда кружились вокруг них, ухватившись за тонкий ствол акаций. Весной в их сочных жёлтых цветках был сладкий сок, который мы высасывали. Летом делали свистульки, осторожно вскрыв зелёные стручки и очистив их от гладеньких, бочок к бочку спящих там горошинок.
Осенью стручки лопались, и на земле можно было потом собирать разноцветные горошинки, в крапинках и разводах самых разных оттенков. Помню, как я напрасно пыталась найти хотя бы две одинаковые среди них. Множество горошинок, и все такие разные. Чудо.