Сергей Рогов и Катя дружили с детства. Их связывала трогательная и нежная первая любовь, и они были благодарны друг другу за то, прошлое, счастливое чувство. Встречаясь теперь случайно, оба чувствовали непонятное волнение.

Особенным был этот Катин приезд домой, и она обрадовалась, узнав, что Сергей с семьей здесь.

– Давно не виделись…

– Как ты? Надолго?

Не говорили ни о детях, ни о делах, ни о спутниках жизни. Даже о прошлом – не говорили. Бродили по песку, морем любовались. Катя рассказывала, как всю дорогу пожилой попутчик-дагестанец грозился ее украсть. Сергей хвалился, какой роскошный виноградник он заложил у отца в огороде.

Через заборчик, увитый виноградом, обиженные горькие глаза следили за Катей и Сергеем. Следили, как Катя запрокидывала голову и каштановые волосы струились у нее по спине. Звонкий Катин смех летел над морем…

Дед сердито сопел. Он сидел около калитки и вязал сеть. Видел и дочь с Сергеем, и сердитую Анну, а самое главное – маленькую жалкую фигурку у забора. В вечном бело-синем платье, с распустившейся косой, Соня стояла и смотрела издали на маму и дядю Сережу. Она не знала, что это за слово – «ревность», но ей хотелось бежать куда-нибудь, кричать, визжать и царапаться.

– Непутевая, – проворчал дед, не глядя в сторону дочери, – какая же она непутевая…

Пока Катя с Сергеем гуляли, потемнело небо, будто откликнувшись на непонятное Сонино отчаянье. Тучи, весь день копившиеся у горизонта, придвинулись вплотную к поселку, и ветер, еще утром тихий и теплый, загудел ровно и пронзительно. Море заворочало волны, как усталый человек, вынужденный отвечать на ненужные вопросы, ворочает языком. Обрушивался на берег прибой и, уползая, оставлял в песке воронки с шипящей пузырчатой пеной. Начинался шторм.