В общем, я обычная, понимаете? Обычной жизнью жила до девятого класса. Школа, три репетитора, плавание, тусня в соцсетях. Я там на нее и наткнулась. На эту бабусю Гейтвуд. Не слышали? Я вам расскажу. Это потрясающая бабуся! Я не фамильярничаю, ее так прозвали, ну там, в Америке. Она в шестьдесят семь лет одна прошла тропу Аппалачи! Представьте! Вы знаете, что такое тропа Аппалачи? Это почти три тысячи километров! Она тянется от Мексики до Канады вдоль побережья, через четырнадцать штатов, представляете? И она – прошла! Первая из женщин, между прочим.

Меня эта бабуся Гейтвуд реально впечатлила. Я начала все про нее читать, что нашла, а потом, когда нам задали сочинение на тему «Человек, которым я восхищаюсь», я про нее написала. С этого все и началось, наверное.

У нас в гимназии такой порядок с сочинениями: все пишут и выкладывают в инет, в наше сообщество. И все, кто хочет, может прочитать и оставить комментарий. В гимназии учится двести сорок пять человек, чтоб вы знали, и работает еще человек пятьдесят, наверное. И прочитать могут реально все! Хоть директор, хоть вахтер дядя Слава. Ты обязан прочитать к уроку хотя бы три чужих сочинения и прокомментировать их. Я вот ненавижу читать чужие сочинения, а уж комментировать… Но такие тут порядки. Не хочешь – гудбай в обычную школу. В общем, я написала про Эмму Гейтвуд. Бабусю. Понимаете, меня потрясла эта история. Ну, может, если бы я никогда не была в лесу, я бы не впечатлилась (многие так и писали в комментариях: «Ну и что такого? Ну, прошла, ну, молодец, а что такого-то?»). Но я – была. Родители раньше часто нас вывозили в ПВД (кто не в курсе: поход выходного дня, обычно с пятницы по воскресенье, проводился для поднятия духа и сплочения нашей милой семейки, иногда приглашались друзья с детьми или коллеги). Мы приезжали на машинах, брали рюкзаки, палатки и все остальное и километров пять еще пилили пешком, даже если можно было проехать на машине до самого места. Но взрослым казалось, что так мы лучше проникнемся. И потом где-нибудь на берегу озера мы ставили палатку, разводили костер, купались, загорали, бродили по лесу. В общем, отдыхали. Мне нравилось. Жалко, что с тех пор, как они вбили себе в голову идею о том, что мы должны без продыху учиться, чтобы поступить в лучший вуз мира, мы перестали ездить в ПВД. А как ездить, если репетиторы даже в выходные? И ладно бы только у меня, у Гришки-то тоже. Гришаня – это мой брат.

Так вот, вернемся к бабусе Гейтвуд. Почему меня так зацепило. Я немножко знаю, что такое лес. Даже в ПВД мы берем с собой палатку, спальники, пенки, котелки, всякие там примочки для костра, даже разделочную доску мама берет! А она, Эмма Гейтвуд, взяла с собой только плащ, аптечку, армейское одеяло, пластиковые занавески для душа, смену одежды и немного еды! И пошла! И шла сто сорок два дня! Это же четыре полных месяца! Четыре! Я уже не говорю про то, что она старуха. Она же реально была на десять лет старше моих бабушек, когда отправилась в этот свой поход. Вот что меня потрясло. А еще то, что она ничего не сказала никому. Вообще. Никакой шумихи из этого не стала делать. Предупредила своих, что погуляет в ближайшем лесочке. И ушла на три тысячи километров. Три тысячи километров! Это ж трое суток на поезде!

Вот это все я и написала в сочинении. Но меня на смех подняли. Вообще я их понимаю. Немного. Потому что там писали про таких людей, которые как-то старались улучшить мир. Ну, про мать Терезу, например. Про Гагарина, само собой. И это тоже ведь сложно: написать про Гагарина так, чтобы было интересно.

Про него Кирилл написал.

Мне нравится читать сочинения Кирилла. И сам Кирилл нравится. Не как парень, а просто как человек. Но я боюсь, что меня неправильно поймут, если я каждый раз буду комментировать его сочинения. Поэтому я всегда читаю не три чужих сочинения, как положено, а три плюс еще одно, Кирилла. Почему я боюсь? Ну, не то чтобы боюсь, я не так выразилась, наверное. Просто… не знаю даже, как это словами сказать. Ну, если бы я была в него влюблена, было бы проще, понятнее. А мне он просто нравится. Хорошо бы с ним дружить по-настоящему. Все равно он мне в парни не годится. Он маленький, понимаете? На полголовы меня ниже. Нам же неудобно будет. Ну, целоваться и вообще. Он будет стесняться. Но пишет он здорово! Я всегда его читаю, только комментирую не всегда.

В общем, надо мной поржали. Я бы в другой раз не обратила внимания совсем, но несколько человек мне написали: «Тебе не кажется, что восхищаться неудачницей – странно?» Я, конечно, кинулась в бой. Эмма Гейтвуд – неудачница? Да она национальный герой! Она первая из женщин прошла тропу Аппалачи! «Ну и что? – отвечали мне. – В чем ее подвиг? Как она сделала мир лучше?», «Конечно, неудачница: муж ее бил, она только и делала всю жизнь, что рожала детей, ничего в жизни не добилась». Вот это как-то чересчур для меня, правда. Я поняла, что не могу их понять. Их логику.

Я все думала о бабусе Гейтвуд. Представляла, как она живет на своей ферме, как муж ее избивает и как она и правда рожает и рожает детей без продыху. У нее их было одиннадцать (по мне так уже одно это – подвиг). И еще я представляла, как в один прекрасный день ее все достало. И она просто берет плащ, одеяло, смену одежды, еду и уходит. Вот просто открывает дверь дома и – уходит. Без подготовки, без сборов. Не в петлю полезла и не расстреляла их всех там, а просто вышла за порог и пошла своей дорогой. Ну, разве не круто?

Я не помню, чем закончился бой в комментариях на сайте. За сочинение я получила «восемь» (у нас десятибалльная система оценок). Мне вдруг неважно стало, чем там все закончится, все эти споры. Я-то знаю, что права. Только не могу объяснить.

И вдруг мне пришла в голову простая мысль. На занятии по математике, у репетитора. Был февраль. Точнее, пятое февраля. В каком-то календаре, то ли в китайском, то ли еще в каком, этот день называется «ветер, дующий с юга». Ну, вроде как дело к весне. У них в Китае, может быть, и к весне, а вот у нас февраль – самый противный месяц, терпеть его не могу. Почти так же, как разговоры родителей о моем будущем. Господи, ну что о нем говорить? Вот придет оно, это будущее, там и посмотрим. Будто нам не о чем поговорить больше!

Так вот, репетитор. Она молодая. Мама с папой специально такую выбрали, зная мою нелюбовь к математике. Ну, думали, наверное, что мне с молодой будет проще. Она старше-то меня лет на десять, не больше. Но какая же она зануда, эта Ирина Павловна! Не улыбнется, не пошутит, прямо робот какой-то! У меня от занятий с ней зубы ломит. Я пыталась родителям объяснить, что мне хватает электива в школе, у нас хорошая математичка, и объясняет нормально, и я ведь тяну на твердую «семерку», хотя чистый гуманитарий! Но нет, им кажется, будто без дополнительных вложений я математику точно завалю. А ведь это еще даже не ЕГЭ! Что же будет через два года? Страшно представить вообще.

И вот я иду к репетитору. Когда я думаю о занятиях с ней, мне представляется такое огромное-огромное заснеженное поле, которому нет ни конца ни края, и снега по колено. И как-то надо его перейти. И я знаю, что смогу, но такая тоска! Так неохота! Я делаю шаг, один, и второй, я тащусь через это поле вечных снегов, продираюсь сквозь ледяную корку иксов и игреков. Я ненавижу их, и этот скучный, вечно раздраженный голос молодой и тощей Ирины Павловны, и запах табака от ее кожи, и всех этих лисят в ее квартире – она коллекционирует изображения лис…

Про себя я иногда зову ее Гнидой Падловной. Это, конечно, совсем нехорошо, но мне так противно, до тошноты, что я готова биться головой о ее стол. Жизнь – боль.

– Ну что же… прогресса пока никакого, – говорит она над моим ухом. – А ведь мы занимаемся с тобой уже полгода! Думаешь, имеет смысл продолжать?

Она ждет, что я завоплю: «Конечно! Имеет! Мне стало все гораздо понятнее!» Но мне не стало. Я хочу бросить. Очень хочу. И вдруг я поняла, что мне надо делать. Причем поняла так отчетливо, будто это уже произошло.

Ну, а что? У меня, между прочим, если подумать… тоже почти одиннадцать детей. Ну, то есть я посчитала: у меня одиннадцать занятий в неделю. Гимназия – раз. Это я еще все предметы за один считаю. Плюс два электива. Плюс три репетитора: по русскому, математике, английскому. Плюс английский по скайпу. Считаете? Вот… А еще я хожу на плавание два раза в неделю, а по воскресеньям с папой на настольный теннис. Десять? Да, и последнее дополнительное занятие – Гришка. Да, это мое любимое допзанятие, сидеть с ним, но ведь все равно… Вы мне не верите? Что я его люблю и мне с ним нравится? Ну, вот почему? Мне правда с ним интересно, он прикольный. Вот и получается, что тоже одиннадцать. Конечно, это не дети. С детьми вообще, наверное, атас. Но я просто хочу сказать: я понимаю, почему бабуся Гейтвуд ушла.