– Не думаю, что у меня есть мнение, каким бы оно ни было, – ответила та, хотя уничижительный тон шел вразрез со словами. – Лучше бы хозяину ничего об этом не слышать, – добавила Элис. – Если он обнаружит в собственном доме хоть малейший намек на волшбу или колдовство…
– Ну-ка тихо! – прикрикнула Пруденс, делая знак от злых духов. – Не произноси такие слова в этих стенах. Мы говорим только о даре исцеления, ничего больше.
– Помните о том, что случилось со вдовой Спэнсвик, – загадочно ответила Элис.
– Что? – спросила Роуэн.
– Она продавала сиропы, бальзамы и все такое, – начала рассказывать Элис. – Приходила в город в базарные дни. И как-то, когда время сбора урожая уже близилось к концу, заболела дочь пекаря. Оспа. Он умолял дать ему настойку, а потом напоил ею жену, но жена и ребенок обе умерли за неделю. Лежали холодные как мрамор.
– И что случилось потом? – спросила Роуэн, и сердце тревожно замерло в груди.
– Вдову выгнали из города, – продолжила Элис, явно смакуя историю. – Несколько мужчин, включая нашего хозяина, нашли ее на рынке и предупредили, что если она еще сунется в Оксли, то предстанет перед магистратом. Только чтя память ее мужа, которого все уважали, ее не бросили в тюрьму и не обвинили в отравлении. – На этих словах Элис посмотрела Роуэн прямо в глаза.
– Хватит пугать девочку, – упрекнула ее Пруденс. – Роуэн никогда бы так не сглупила и не стала бы пытаться лечить оспу.
Элис пожала плечами, возвращаясь к шитью с прежним скептическим выражением на лице, и Роуэн почувствовала, как по спине пробежал тревожный холодок.
Большую часть времени госпоже Холландер прислуживала Элис, но как-то днем, когда служанку отправили с поручением, хозяйке нанесли визит две дамы. Подавая им чай и сладости, Роуэн завороженно и украдкой поглядывала на их дорогие наряды и элегантные прически. У одной явно виднелся животик, и Роуэн, краем уха услышав оживленный разговор о прибавлении в семействе, заметила, как безмятежное выражение хозяйки дрогнуло.
Когда дамы наконец ушли, Кэролайн подозвала Роуэн и повела ее в магазин на первом этаже дома. Там Роуэн, от восхищения раскрыв рот, разглядывала отрезы тончайших тканей, разложенных на длинном широком прилавке, такие красивые и струящиеся, что они переливались через край, точно река через плотину. Ей ужасно хотелось дотронуться до них, самой ощутить их мягкость.
– Выберем тебе материал для нового платья. Не могу допустить, чтобы ты снова подавала чай моим друзьям в таком виде, – объявила Кэролайн, окинув взглядом рубашку Роуэн из грубой ткани и льняное платье в заплатках. – Одному Богу известно, что они подумают о нас, раз мы даже горничных нормально одеть не можем.
Глядя на все эти шелка перед ней, Роуэн чувствовала себя подобно изголодавшемуся бедняку на пиру с изысканными яствами. Что ей разрешат выбрать? И разрешат ли вообще или останется только принять то, что дадут? Наряды Элис, хотя и попроще, чем у госпожи, все равно были модными и сшиты специально для нее. На прилавке лежало несколько тяжелых книг в кожаных обложках, с выкройками, но Роуэн не могла признаться хозяйке, что уже заглядывала туда украдкой, пока каждое утро подметала в магазине полы, и видела прикрепленные там образцы яркой материи. Ей вспомнился один кусочек, в нежно-розовую полоску, и другой, с узором из крошечных букетиков голубых и желтых цветов, и Роуэн замечталась, представляя прекрасное платье с пышной юбкой, рукавами в тон и лифом, идеально сидящим на корсете.
Джеримая, их служащий с узким осунувшимся лицом, достал отрез однотонной тонкой ткани с шелковистой отделкой, но цвет у нее был как у воды в лохани, где Пруденс мыла тарелки после обеда, – что-то вроде темного серо-коричневого.
– Вот это очень прочное, – окинув взглядом потрепанную одежду Роуэн, предложил он.
Серое, как обмылки, в которых утонули ее надежды. Не стоило ей мечтать о более симпатичном цвете. Роуэн постаралась скрыть разочарование.
Кэролайн согласно кивнула:
– И новый чепец тоже понадобится. И, возможно, пара лент, потому что даже горничная мечтает о нарядах, как у герцогини. Роуэн, ты можешь сама выбрать отделку.
– Да, госпожа. Благодарю вас. – Это был жест доброты, и Роуэн поняла это.
– Могу я тебя кое о чем попросить? – спросила Кэролайн, когда они, отойдя от магазина, зашли в гостиную. Миловидное личико порозовело от непонятного выражения, одновременно надежды и тревоги.