– Что случилось? Кто кричал?
Макс отставил, наконец, банку с солью, наклонился к Аделии, проверил пульс.
– Одеяла несите! – скомандовал, легонько похлопал по щекам, позвал: – Ада. Аделия, ты меня слышишь?
Взгляд упал на потухший камин – выгоревшие добела головешки, скрюченные и потемневшие обрывки бумаги.
Светлана принесла два пледа, включила свет.
– Что с ней? Может, «скорую»?
Макс скрутил один плед в плотный валик, положил под колени девушки, вторым укрыл ей ноги, пощупал ступни – все еще ледяные.
– Теть Свет, воды дайте, пожалуйста. – кивнул на графин с водой в центре обеденного стола.
Плеснул немного на руку, растер Аделии лицо, посмотрел на часы – она была без сознания полторы минуты.
Крик призрака будто заморозил ее, оглушил. Без чувств, без мыслей, без желаний, ее словно вырвало из сегодня, чтобы выбросить… Куда? Она сама не могла понять.
Запах сырости и почвы.
Ночь. Такая же, что виделась ей совсем недавно. А, может быть, и та же самая.
Ветер где-то наверху, над головой, рвал на небе темные и тяжелые тучи. Их неопрятные космы вились за ним, рассеиваясь над полями. Издалека доносились крики петухов, запах помета. И печеного картофеля. Будто ведомая кем-то невидимым, она нырнула в темноту.
Аделия никак не могла проморгаться, чтобы понять, где она оказалась и что с ней. Только чувствовала, как ледяной холод пробирает до костей, медленно поднимается от щиколоток к коленям, и выше – уже лижет бедра и пронизывает легкие. Страшно от того, что сердце может быть нанизано на это чуждое и ледяное, как свежее мясо на шампур. Поэтому старалась не дышать – казалось, что одно неверное движение и жало пробьет ее до затылка.
Шорох рядом. Совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Но нет сил поднять ее, чтобы проверить. Словно парализованная, с единственной дозволенной возможностью – смотреть – Аделия уставилась прямо перед собой.
– Маменька, как больно, – горячечный шепот из темноты.
– Терпи, – голос суровый, недобрый.
Тяжелое и частое дыхание, прерывающееся протяжным стоном.
– Не могу больше.
– Терпи!