Я увидела всех своих близких в месте, напоминающем небольшой остров средь белого моря. Мы сидели кругом друг напротив друга, разговаривали и смеялись. А Цхари стоял в стороне, и просто мне улыбался, как будто говорил что-то без слов и ждал такого же бессловесного ответа. Я слышала шёпоты, и далёкие песни неба, и шорохи в густых фиолетовых травах. Мне хотелось, чтобы Цхари подошёл и сел рядом, но он вдруг помахал рукой, и пошёл прямо по светлой воде прочь, в ослепительную даль, где маячили силуэты высоченных голубых скал…

Мне не хотелось поднимать голову с подушки, хотя я чувствовала небольшой голод. Но когда ты находишься в постоянном напряжении, а потом вдруг погружаешься в сплошное удовольствия покоя, это чувство не хочется отпускать. Странно, но я к тому же отлично помнила свой сон, и всё пыталась укрепить в памяти дорогие сердцу образы. Дома остался системник с фотографиями и видео, и то была единственная вещь, за которую я по-настоящему переживала. Интересно, если попросить Шэрхи отвезти меня туда хотя бы на пять минут, он согласится?

Я услышала, как мужчина зашёл в комнату, и поспешила сесть на постели, кутаясь в тонкое шелковистое полотно.

— Время обеда, — сказал мужчина. — Как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Тогда одевайся — и идём. А после еды прогуляемся.

Вот теперь я действительно чувствовала себя как в хорошей клинике, где с пациентов пылинки сдували. А, может, Шэрхи был из тех коллекционеров, которые берегут пуще глаз свои приобретения? И я, пусть и бережно хранимая, всё-таки стала игрушкой в его руках?

Меня охватила потрясающая лёгкость, словно теперь тело состояло из облака, а все косточки размякли. Было легче дышать, ходить, даже просто смотреть вокруг, и я порадовалась, что Шэрхи приготовил для меня длинную тунику вместо обычного костюма.

Мы сидели молча: я — потому что проголодалась, и рот был занят едой, а он потому, что занимался какими-то делами за компьютером. Я уже заметила, что мониторы есть почти в каждой комнате, и Шэрхи управлял ими с помощью браслета, но было у него и несколько стационарных рабочих мест.

— Вкусно? — вдруг улыбнулся он, и я кивнула, поспешно дожёвывая салат. — Хорошо. После прогулки нужно будет проверить тебя в капсуле, ты наверняка уже давно не обследовалась полностью.

— Никогда, — честно сказала я. — Это ведь очень дорогая процедура.

— Понимаю.

Я допила питательный коктейль, почувствовала себя объевшейся, и с трудом сползла с высокого стула под сдержанно-весёлым взглядом Шэрхи.

— В лесу на крыше не холодно, но бывает ветрено, так что тебе нужен плащ.

Я кивнула, и, когда мы спустя время стали подниматься на лифте, потуже завязала пояс. Причёсанные волосы выглядели уже не так небрежно, и они почти мне нравились, не считая того, что немного лезли в глаза. Шэрхи был одет в синюю рубашку и брюки, и тёмные тона одежды делали его волосы и глаза ещё интересней. Определённо, он, как и я, был представителем одной из вымирающих рас, вот только какой именно?

На верхнем уровне и правда было прохладно, и лес оказался прекрасен. Деревьям было просторно, но росли они не вширь, а ввысь, и меня снова накрыли несуществующие воспоминания о родной планете.

Бескрайние снежные холмы, которые в короткую весну становились жёлтыми, а прохладным летом зеленели, и высокие округлые горы, ярко-красные от густых крон. Эти высокие и стройные деревья, по рассказам бабушки, зимой сворачивали листья в тонкие трубочки, которые затем, благодаря особому выделяемому из коры веществу, превращались в сладковатые штуковины, которые можно было собирать и есть неприготовленными. А ещё на планете росло множество видов елей, и мне чудилось, что здешние деревья как раз на них похожи — с такими же серебристыми стволами и мягкими длинными иглами тёмно-голубого цвета.

— А там цветник, — показал Шэрхи. — Тебе стоит побольше гулять.

— Я не против. Это общественная территория?

— Нет, сад только мой, хотя мои друзья о нём знают, и я никому не запрещаю здесь бывать. Несмотря на системы очистки, воздух в городе оставляет желать лучшего, и растения нас спасают.